Но действие имело своё продолжение. И оно заключалось в том, что победитель турнира, рыцарь без доблести и благородства резким рывком отбросил далеко в поле дивный венок из ярких цветов, да так, что он упал на зелёные травы, возле самой песчаной полосы. Но это было лишь начало, такая прелюдия, может быть, задуманного сценария. Но кто стоит за этим, кто замыслил его?
– Я вызываю тебя на поединок! – зычный голос холодного металла раскатисто прокатился вокруг, и турнирное копьё указало точно на адресата.
Неожиданность такого поворота всего события была ошеломляющей для всех. И в который раз ахнула возвышенная трибуна аристократии, и вся эта чернь, которой дали доступ к рыцарскому турниру только в этот «праздник цветения». Но, может, кто-то заранее написал такой сценарий?
Ничто не всколыхнуло тихую гладь спокойной воды чистого озера. Даже лёгкая рябь не пробежала, и не было ветра.
Мудрые учителя учили мудрого ученика.
– Я готов. Зачем же дело? – ровный голос был таким обрамлением внутреннего состояния того, кто принял этот вызов, да так, будто принял приглашение зрителем в театр марионеток, а не на рыцарский поединок, в котором не участвовал никогда.
Хан Аурик встал во всём блеске молодой стати. Но не пылали огнём такого юношеского задора карие глаза его, так и преисполненные добрым светом, были лишь сосредоточены, но не напряжены. Не билось сердце пылко, в таком горячем гневе, а лишь холодно отстукивало, что и было очень кстати в этот момент не доброй истины.
Мудрые учителя учили мудрого ученика.
Руки нанголов на миг в едином такте прикоснулись к рукоятям кривых сабель, но завидев полное спокойствие юноши, ослабили хватку и успокоились сами. Они знали своего хана, пусть и пребывающего в юности, но разумом своим вознёсшегося на высоту старых мудрецов, и потому готовы были за него на всё. Вот потому они и здесь вместе с ним, на этой земле величественных, но надменных кранков.
– Мой хан, Вы никогда не участвовали в подобных турнирах, – с тревогой, с беспокойным участием говорил Джэнде, всё же в душе надеясь получить от него ответ, что успокоило бы, вселило надежду.
– Наши предки в своё время разгромили килезких рыцарей, рыцарей ордена длинных мечей, рыцарей ордена ранклиеров из земли кранков в битве при Лайгринице. Да и мой дед в столь недавние времена прошёлся по Кранции. Нам ли не знать про это, – отвечал уверенным тоном хан Аурик своему подчинённому, но старшему другу, отважному командиру «чёрной гвардии».
– Так было, но это другое. Есть в моём сердце место беспокойству, – говорил Джэнде, всё же находя какое-то успокоение в душе.
Но было ли так? Может, это иллюзия нейтральной истины, таящей жестокий сюрприз?
Хан Аурик шёл вниз по ступеням, по красному драповому ковру, шёл размеренно, но, как-то склонив голову вниз, будто шёл на заклание. Было ли жаль этой немилосердной толпе этого юношу, пусть даже хана, но юношу, сына своего отца и матери?
Хлеба и зрелищ! Что ей этот парень, когда подвернулся такой неожиданный поворот рыцарского турнира, привнося неимоверную интригу, такой интерес высокого накала, когда сердца так и бьются в суматошной лихорадке огненного азарта. Крови и только крови! И будет лежать этот парень с титулом хана в пыли песчаной полосы, отвернув голову в пустоту небес. И войдёт в историю этот турнир как самый необыкновенный и единственный в своём роде! А истина нейтральна!
У кромки поля он невольно оглянулся назад. Устремлённый взгляд его был на ту, от которой не могли так легко отвязаться его мысли, всё мешая думам государственного толка. Что надеялся увидеть он? Но знал, что поступком своим она, несомненно, заслуживала уважение. На такое способна лишь будущая королева Кранции! Она далеко пойдёт, уж куда дальше отца. Здесь истина стояла на её стороне.
Искорки, скорее свет, что излучали какое-то тепло, идущее от души неспокойной, но участливой, отозвавшееся болью. И никакого холода. То был взгляд Алинии – принцессы королевства.
12
Верные воины привели молодого мирабского скакуна, как того он и требовал. От железных доспехов он отказался, как и от тяжеловесного коня, что предложили ему кранцозы. Безумец! Это было сродни самоубийству. Турнирное копьё, хоть и деревянное, могло начисто прошить насквозь не острым трезубцем, что и не встать никогда. А что до мирабского скакуна, то он статью своей хорош для скачек, но не для таких боёв, где вершиной является таран.
Невероятное оживление царило и на возвышенной трибуне аристократии, и среди всей этой черни. Такого не бывало никогда, и не будет никогда. Зрелище обретало иной уровень, возводя турнир на небывалую вершину вскипевшего ажиотажа. Любители делать ставки, делали ставки, где гостю не отдавалось никакое предпочтение, ибо уже уготовано жесточайшее поражение. По большей части делались ставки на том – выживет ли он после поединка с искусным мастером своего дела, с мощнейшим атлетом, облачённым в железные доспехи, с самим «Чёрным призраком дьявола».