Империя мертвецов

До Иокогамы нас донесло крошечное судно, и вот мы наконец высадились на берег. Молодая страна, распахнув двери иностранцам, пока даже не достроила в своей прихожей достаточно мощный порт, чтобы принимать большие суда. Из Иокогамы до станции Симбаси[34] мы добрались по железной дороге. По всей стране, помимо этого огрызка, проложено железнодорожное сообщение между Осакой и Кобэ, Осакой и Киото, да, собственно, и все. И даже на этих мизерных и, в сущности, бесполезных участках поезда постоянно опаздывали, а железнодорожным компаниям приходилось следить, чтобы не разворовали рельсы, – воистину время в Японии течет неспешно.

В кварталах при императорском дворце в глаза не могли не броситься новые постройки из кирпича, и город из-за их рыжего цвета казался тем более игрушечным. Центр Токио – такой же квадратный, как иероглифы. Мне подумалось, что, если взглянуть на него с воздуха, он будет похож на огромный красный знак. Рикша, прокладывая себе дорогу сквозь влажный воздух, миновал ворота Сакурада и завернул влево за воротами Хибия. Затем – вправо от ворот Бабасаки, налево прямо перед мостом Кадзибаси, и мы оказались прямо у здания столичного полицейского управления при министерстве внутренних дел.

Пятница, все это время дотошно записывавший наш маршрут в тетрадь у себя на коленях, наконец ее закрыл.

– Что ты творишь?! – возопил я в одном из кабинетов. В ответ на меня кисло посмотрел не кто иной, как Барнаби в японской одежке. Впрочем, одетым его назвать язык не поворачивался: подол и рукава кимоно были так коротки, что едва прикрывали его массивную тушу, а вокруг бедер буквой Т обвивалась белая тряпка, которую местные называли «фундоси». Вид, прямо скажем, экстравагантный.

– Сливаюсь с населением, – нимало не смущаясь, ответил мой напарник, и меня так и подмывало закричать, что он среди них как белая ворона.

Я бросил взгляд на офицера в европейской форме, который терпеливо сидел в углу зала с истинно японским достоинством на бесстрастном лице. Мое смятение давно перешло границы раздражения, и мне оставалось лишь обессиленно спросить:

– Неужели тебе не стыдно щеголять в таком наряде?

– Так не в исподнем же, – гордо расправил плечи Барнаби. Он лично настоял на том, чтобы старьевщик подобрал ему наряд рабочего, но тот, очевидно, над ним посмеялся. То есть да, в порту нам попадались работяги в подобном облачении, но ведь с первого взгляда на городских жителей ясно, что его надули. Я помассировал виски и глубоко вздохнул.

– Что ж… Главное, что тебе нравится… И как прошла разведка?

– Да никак: меня сразу арестовали! – отчего-то горделиво раздувая ноздри и еще больше расправляя плечи, ответил капитан.

Почему-то я не удивлен. Когда великан шести футов роста средь бела дня без стыда и стеснения щеголяет своим практически обнаженным крупом на главных улицах города, его, разумеется, быстро арестуют за оскорбление общественной морали. В Токио в последнее время стало больше иностранцев, но в подобном наряде европеец в толпе не затеряется.

– Ничего подобного! Меня как раз почти не замечали, – гордо возразил мой приятель, но, полагаю, прохожие просто стыдливо отводили от него взгляды. Я проникся сочувствием к японским полисменам, которые не знали, как сладить с этим диким зверем в одиночку, и были вынуждены просить о помощи британское посольство. У меня закралось подозрение, что путешествие по России, описанное Барнаби в книге, проходило схожим образом.

Дверь за моей спиной тихо открылась, и сопровождающий офицер рьяно щелкнул каблуками, отдавая честь и тем самым выдавая личность визитера. Тот замер в дверях, вероятно пораженный зрелищем, что предстало его глазам. Я обернулся и увидел, как маленький бородатый мужчина переводит взгляд с меня на Барнаби и обратно. Наконец он выбрал своим собеседником меня и протянул руку. Предсказуемо.

– Кавадзи Тосиёси. Начальник полицейского управления.

– Ватсон. Джон Ватсон. Прошу прощения за беспокойство, которое причинил вам мой коллега. К сожалению, это издержки нашего тайного поручения.

Пожалуй, я сболтнул лишнего, но обычной дипломатией подобные инциденты не заглаживаются. Кавадзи едва взглянул на мою перфокарту, даже не стал пропускать ее через считыватель и, не улыбаясь, сразу же вернул.

– Мне поручено оказывать сотрудникам Аппарата Франкенштейна всяческое содействие. Вы можете забрать своего человека.

Я заглянул в протокол Пятницы, чтобы удостовериться, что правильно понял ответ офицера, а Барнаби за моей спиной недовольно пробурчал, что ему непонятно, «какого черта этот тип командует», но тут уж мои комментарии излишни. Кавадзи Тосиёси, начальник полиции. Насколько я понимаю, этот человек принял самое деятельное участие в формировании японских правоохранительных структур. Во время Сацумского восстания он отчаянно сражался с повстанцами на горе Табарудзака. Он сформировал в своей бригаде отряд живых солдат, вооруженных японскими саблями, который назвали «Баттотай». В ходе сражения они ворвались в ряды мертвецов и уничтожили их, и этот эпизод приняли во внимание даже британские стратеги.