Среднему классу мнится, что проблемы мира решаются техническим прогрессом: теперь не надо долбить породу киркой, следовательно, свобода личности возросла. Когда сегодняшний капиталист говорит, что его производственная база иная, нежели у его коллеги XIX в., что метод добывания денег принципиально иной, нежели у владельца мануфактуры, что жизненные силы, которые забирают у рабочих в обмен на заработную плату, не столь критичны, как это было 100 лет назад, то капиталисту кажется, что он опроверг «Капитал»: ведь Маркс не знал о современных методах добычи прибавочной стоимости. Этот аргумент похож на тот, что применяли атеисты, ссылаясь на развитие космической индустрии: «Вот Гагарин в космос летал, а Бога не видел». Действительно, Гагарин не видел Бога, а современный бизнес не похож на мануфактуру. Но Бог не живет в космосе, искать Бога там бесполезно, а Маркс не связывал теорию товарного фетишизма с конкретным методом производства. Суть вопроса в том, что товаром становится жизненная энергия человека, что время, силы, фантазия индивида отданы отчужденному труду; а в чем выражается этот труд, создающий прибавочную стоимость, в часах ли, проведенных у компьютера, или в работе на конвейере, роли не играет. Продукт, поименованный товаром, может быть каким угодно; товаром может быть не только машина, но информация о машине, мода на машину, потребность в новой машине, и даже свобода приобрести машину тоже может быть товаром — суть товарного фетишизма от такой перемены не станет иной. Если свободу хорошо продавать, то она рано или поздно превращается в товар.
Капитализму кажется, что он стал совершенно иным; он подрос и теперь не похож на самого себя в юности, но речь не идет о внешних чертах. Чтобы опровергнуть теорию Маркса, не надо доказывать, что менеджер у компьютера тратит меньше сил, чем рудокоп; надо доказать, что продукт труда наемного менеджера относится к его личности иначе, нежели добытая руда к личности рудокопа; надо доказать, что менеджер состоится как свободный человек в связи с телефонными звонками и реакцией на показания монитора; надо доказать, что его свободное время насыщено мыслью, а труд не превратил его в моральное ничтожество. Доказать это невозможно: миллионы менеджеров представляют из себя точно такую же управляемую интересом капитала субстанцию, как рудокопы XIX в. Маркс ненавидел труд — тот труд, который не формирует личность, а превращает человека в зависимый от рынка инструмент капитала; чтобы опровергнуть Маркса, надо утверждать (как это делал Хайдеггер), что онтология труда объединяет менеджера и главу корпорации, рудокопа и Круппа в партнеров в едином действе: неважно, в качестве кого ты приобщился к великому процессу труда, важно быть причастным. Маркс считал иначе; его теория построена на том, что человек может состояться как свободная личность, лишь когда будет покончено с отчуждением труда. Такое положение дел до сих пор сохраняется без изменений. Опровергнуть Маркса можно иным способом: сказать, что, хотя предназначение человека в том, чтобы стать свободной личностью, но свобода — это вовсе не то, что полагал Маркс. Таким путем пошла современная индустрия искусства и развлечений, так называемый второй авангард, культурная инженерия, которая лепит из Homo sapiens одномерного болвана, гордо полагающего себя свободным. Этот метод испытан со времен Древнего Рима; впрочем, количество унифицированной продукции таково, что даже некритичный обыватель начинает сомневаться: как это может быть, что авангарда столь много, все разом думают прогрессивно и одинаково, так разве бывает?
Собственно говоря, вопрос формулируется просто: считать ли современного менеджера, соучастника финансовых операций, реализующего свою свободу через отдых на Майорке и посещение музеев с инсталляциями, — считать ли этого субъекта венцом развития истории? Вот этот тип человеческой особи — он ближе к образу и подобию Божьему, нежели Шекспир? Если ответ утвердительный и конец истории действительно воплощен в этом субъекте, то отчужденного труда более не существует, воцарилась гармония и марксизм с повестки дня снят. «Что человек, когда он занят только сном и едой? Животное, не больше», — сказал однажды Гамлет. Что надо добавить к этим занятиям, чтобы перестать быть животным? Смотреть на инсталляции, играть на бирже, посещать курорты? Спектр занятий современного человека на удивление узок — Гамлет был бы разочарован.
Марксистский упрек капитализму прост: материал, который должен служить жизни, господствует над ее содержанием, предназначение человека отрицается его собственным трудом. Это фундаментальное противоречие трудовой деятельности — и относится оно отнюдь не к сфере политэкономии, хотя выражено в экономических терминах, но это сугубо философское противоречие. Маркс формулирует его следующими словами: «Осуществление труда выступает как выключение рабочего из действительности, опредмечивание труда выступает как утрата предмета и закабаление предметом, освоение предмета — как самоотчуждение».