Империя страха

В довесок к собственным словам, Иваныч наугад извлек из бумажника купюру и протянул ее гаишнику.

Профессиональным взглядом оценив достоинство банкноты, милиционер перевел взгляд на небогато одетого частника, затем мимолетным взором скользнул по ржавому железу потрепанной колымаги и спросил:

— Не много предлагаешь?

Только сейчас Чижов увидел, что держит в ладони стотысячную бумажку.

— Да, многовато, — сконфузился он, — перепутал. Так за «полтинник» присмотришь?

Лейтенант демонстративно отвернулся от Чижова и снисходительно произнес:

— Оставляй, никто ее тут не тронет, а деньги спрячь — они тебе самому пригодятся. — Инспектор медленно развернулся и зашагал прочь, направляясь к стеклянной будке поста.

Чижов мысленно перекрестился и поднял руку, привлекая внимание желающих подзаработать частников.

Спустя несколько минут он уже ехал на новенькой «Таврии», владелец которой оказался на редкость сговорчивым и словоохотливым попутчиком. Но Иваныч почти не разбирал слов, лишь изредка кивая головой, как будто внимательно слушал болтливого водилу.

На самом деле его заботили и волновали совершенно другие проблемы, от которых голова шла кругом, а к горлу подступила мерзкая сухость. Одной из таких проблем была оставленная у пикета машина, которую ему вряд ли суждено было вернуть назад.

* * *

Гвоздик мирно спал в грязной комнате старенькой коммуналки, блаженно разметавшись на смятой постели. Ему снились теплые, шелестящие волны моря, которого он, к слову сказать, никогда в жизни не видел; чудились длинноногие красотки, трепетно ласкающие его усталое тело, мерещились батареи первосортного вина, выставленного на огромном столе в окружении первостатейной закуски.

Сквозь дремотное сознание его слуха коснулась непонятная возня за дверью, а громкий треск напрочь лишил вора сна.

Юра даже не успел толком ничего понять, как перед его заспанными глазами возникли несколько дюжих фигур в бронежилетах и с автоматами наперевес.

— Не двигаться, милиция! — приказал властный голос, и для пущей убедительности его обладатель саданул парня прикладом по голове.

К слову сказать, Гвоздик и не пытался двигаться — настолько его парализовал неожиданный визит.

Получив глухой удар по лбу, вор откинулся на мягких подушках, ощущая липкую жидкость, скатывающуюся по впалой щеке. На губах появился соленый привкус крови, в голове зашумело. Он понял, что шутить с ним никто не собирается.

— Слышь, начальник, — обратился вор к своему обидчику, — у вас, что, так принято — звездюлями здороваться? И что это ты понагнал своих волчар, как будто решил залакшать беспредельного мокрушника?

— Заткнись! — рявкнул все тот же автоматчик и сопроводил свой приказ увесистым пинком в грудь.

Пытавшийся приподняться вор отлетел к стене и надсадно закашлялся.

Пока он справлялся с подкатившим приступом, опера профессионально упаковали его запястья в металлические браслеты.

— Ну ты даешь, начальник, — сквозь зубы процедил Гвоздик, — пинаешь меня, как Марадона мячик…

— Что-то наш клиент разговорился, — как бы про себя протянул старший группы захвата и выразительно посмотрел на подчиненных, — надо бы его угомонить.

Двое крепких парней, закинув за спины автоматы, проворно подхватили задержанного и рывком поставили на ноги.

Не успел парень как следует обрести равновесие, а здоровенный кулак, подобно многотонному молоту, обрушился на его ребра. Адская боль острым клином вонзилась в затуманенное сознание и вырвалась наружу диким криком.

Но Гвоздик сдержал в себе этот отчаянный порыв, боясь показать ментам свои муки. Он лишь приглушенно стонал, пытаясь изобразить на лице высокомерную улыбочку превосходства.

А автоматчики продолжали стараться изо всех сил, желая продемонстрировать начальству похвальное рвение. Удары сыпались с монотонной и размеренной точностью, как будто громилы были запрограммированы на медленное, но неумолимое уничтожение жертвы.

Вор терпеливо сносил побои, в душе истово желая лишь одного — чтобы сознание скорее покинуло его и он смог бы погрузиться в спасительное беспамятство. Юра уже давно бы рухнул под ноги своим мучителям, если бы они не удерживали его.

— Хватит, — неожиданно прервал расстаравшихся подчиненных старший и только сейчас представился: — Моя фамилия Прол, я капитан с Петровки.

— Не могу сказать, что я очень рад знакомству, — переведя дух, процедил Гвоздик, злобно сверкнув глазами в сторону капитана.

Усевшись на край неприбранной постели, Прол с полнейшим равнодушием произнес:

— Мне на все твои радости откровенно насрать. Лучше давай поговорим о деле.

— С каких это пор у честного жулика могут быть терки с голимым мусорилой? — нарочито грубо заявил вор.

Пристально посмотрев в лицо задержанному, опер расстегнул застежки бронежилета и произнес:

— Хочу предложить тебе достойный вариант: ты нам выдаешь цепочку, а я оформляю явку с повинной, то есть чистосердечное признание. Получишь свой трешник, и свободен, как ветер в поле.

Облизав окровавленные губы, Гвоздик саркастически улыбнулся: