Империя страха

Его сосредоточенный взгляд сквозь мокрое оконное стекло уставился на тихий мрачный дворик, по стеклу медленно сползали ленивые капли холодного дождя. Мерцающий огонек си­гареты отражался в зеркальной поверхности, от­брасывая на его скуластое лицо причудливые тени. В отяжелевшей голове клубком роились от­рывочные мысли, ни одна из которых не имела завершенной формы.

Антон почувствовал кислую горечь табака и только сейчас заметил, что смолит желтый фильтр. Затушив окурок в жестяной банке из-под каких-то консервов, служащей по совмести­тельству пепельницей, он прикурил очередную сигарету, как будто в этом находил душевное ус­покоение.

За второй последовала третья, за ней четвер­тая — и вдруг ночную мглу дворика разрезал призрачный свет фар приближающегося авто­мобиля.

У подъезда замерло тарахтящее такси с жел­тым фонарем на металлической крыше.

Припав к оконному стеклу, Лямзин с зами­ранием сердца смотрел, как распахнулась задняя дверца и на темный асфальт ступили тонкие каблучки женских туфель.

Майор торопливо отошел в глубину комна­ты, как будто боялся, что его заметят у окна, и еще раз попытался найти объяснение всему про­исходящему.

Пока он терзался догадками, на лестничной клетке послышались гулкие, приближающиеся шаги; на дверь тихонько надавили, но убедив­шись, что она не поддалась, принялись настой­чиво царапать дерматиновую обивку.

Лямзин растерялся — стоя посреди кухни, он пытался решить, как себя вести. Казалось бы, вот он, желанный момент — только протяни ру­ку и возьми то, к чему так долго стремился; но какая-то неведомая сила удерживала его на ме­сте, словно он приклеился босыми ногами к ма­леньким квадратикам цветного линолеума.

Наконец он решился; тихо ступая, будто боясь спугнуть сладкий сон, Антон приблизился к двери и неторопливо сдвинул в сторону метал­лическую собачку замка. В какой-то миг ему по­казалось, что девушка ошиблась адресом.

Перед полуобнаженным мужчиной стояла обворожительная блондинка, ни капельки не похожая на привычную Машу: коралловый бу­тон пухлых, чувственных губ оттеняла светло-малиновая помада; длинные ресницы обрамля­ли искрящиеся глаза, легкие румяна создавали иллюзию свежего загара. Облегающее вечернее платье, под цвет изумительных синих глаз, за­канчивалось слишком рано и демонстрировало стройность умопомрачительных ног, а глубокий вырез обнажал манящую белизну груди. Только волосы были прежними — длинные завитые ло­коны ниспадали на открытые плечи.

Антон не в силах был вымолвить и слова — он переминался с ноги на ногу, как застоявший­ся жеребец, и глупо пялился на свою ночную гостью. 

Девушка не выдержала и засмеялась — звон­ко и заразительно, как может радоваться только настоящая молодость и красота.

— Мне что, уйти? — весело прощебетала она. Только сейчас к Лямзину вернулся дар речи.

— Ах, извини! Нет, конечно, проходи, — и тут он вспомнил, что на нем нет ничего, кроме спортивных плавок. — Извини! — повторил майор еще раз и, стыдливо прикрываясь руками, рва­нулся в комнату, чтобы привести себя в надле­жащий вид.

Маша прошла на кухню, с интересом рас­сматривая убранство холостяцкой берлоги. На ее взгляд, все здесь было слишком просто — простой обеденный стол, не менее примитив­ные табуретки, обычная посуда, которую в быв­шем Союзе делали по единому стандарту для нужд «рабочих и крестьян».

Тем временем вернулся хозяин квартиры, и девушка, просто так, лишь бы что-нибудь ска­зать, произнесла:

— А у тебя мило.

Вместе с одеждой к Антону вернулось при­вычное самообладание, и он, снисходительно улыбнувшись, промолвил:

— Брось, ты совсем не это хотела сказать. Так в чем дело, я тебя внимательно слушаю?

— Ни в чем, — притворно удивилась блон­динка, — я действительно нахожу, что у тебя очень мило. Вот, решила приехать в гости.

Поставив на плиту закопченный чайник, Лямзин сел за стол и в упор уставился на гостью. На несколько секунд в тесной кухне повисла гнетущая тишина, наконец он заговорил:

— И все же что тебя привело ко мне в столь поздний час?

Упорно не желая слышать его вопрос, Маша наградила собеседника кокетливой улыбочкой, при этом плотоядно сверкнув глазенками, и ан­гельским голоском, с умеренной долей иронии, пропела:

— Кто-то говорил, что мне следует сперва отправиться в ванну, а затем быстро прошмыг­нуть в спальню и расслабиться на кровати. Ты не знаешь, кто это мог быть такой шустрый?

Лямзин неторопливо прикурил очередную сигарету, глубоко затянулся и вновь уставился на девушку вопросительным взглядом.

Не выдержав столь назойливого упорства, она потупила глаза и тихо сказала:

— Ну что ты на меня так смотришь? Неуже­ли тебе не приходит в голову, что я приехала к тебе потому, что ты мне нравишься? Разве ну­жны еще какие-нибудь слова?

Неуверенно пожав плечами, Антон изрек:

— Да нет, больше слов действительно не ну­жно, — последняя часть фразы прозвучала с не­скрываемой долей циничного унижения, — раз­девайся и иди в ванну, а я тебя буду ждать в кро­вати, как и договаривались.