На этот раз Государственный совет – главный российский законодательный орган и последняя инстанция в законодательном процессе – проигнорировал предупреждения консерваторов и подошел к данной проблеме с точки зрения общественных интересов. Государство не располагало достаточными ресурсами, чтобы в одиночку взяться за мелиорацию земель в масштабах всей страны, и потому ему приходилось полагаться на кумулятивный эффект местных частных начинаний в сельскохозяйственной сфере, которые, как считалось, в итоге создадут стимулы к экономическому росту, а кое-где, может быть, даже приведут к улучшению климата[443]
. Это послужило достаточным основанием для того, чтобы в 1902 году принять закон «об устройстве каналов и других водопроводных сооружений на чужих землях для осушительных, оросительных, и обводнительных целей». Он оказался весьма своевременной мерой: местные комитеты «о нуждах сельского хозяйства», созданные в 1901 году с подачи Сергея Витте с целью сбора информации о состоянии сельской экономики[444], единодушно призывали правительство возглавить борьбу с «водным неустройством» и упорядочить план мелиорационных работ[445]. Новый закон позволял сооружать гидротехнические системы даже при отсутствии согласия со стороны землевладельца: для улаживания конфликтов между землевладельцами и мелиораторами во всех уездах и губерниях предусматривалось создание особых комиссий. Обеспечивая возможность преодоления сопротивления владельцев берегов водоемов[446], закон в то же время гарантировал защиту их интересов и компенсацию их убытков. Что более важно в контексте нашего сюжета, закон 1902 года об ирригации европейских губерний России гласил, что реки и воды рек не могут использоваться исключительно для обслуживания потребностей частных землевладельцев. Реки оставались частной собственностью, но население отныне могло брать из них воду, невзирая на их имущественный статус, а государство брало на себя роль арбитра в отношениях между владельцами земли и владельцами вод.Многочисленность предпринятых в 1870‐х и 1890‐х годах попыток, как удачных, так и неудачных, пересмотреть статус рек и озер как путей сообщения, источников воды для сельского хозяйства и, наконец, как естественных богатств свидетельствовала о возраставшем значении воды для экономики и о неадекватной системе прав собственности, управлявшей доступом к водным ресурсам. Закон 1902 года отличался ограниченной сферой применения – он относился только к сельской экономике, в то время как для многих других отраслей экономики, основанных на использовании воды, всевластье владельцев берегов представляло собой досадное и нередко непреодолимое препятствие. К концу столетия проблема водоснабжения начала принимать новые формы, чаще всего в городах. Растущие города нуждались в воде и энергоресурсах, а инженеры сетовали на то, что система частной собственности парализует реализацию некоторых проектов городского водоснабжения. Как сообщал участник Шестого всероссийского водопроводного съезда М. Волков, город Симбирск тратил огромные деньги на фильтрацию и очистку воды из реки Свияги, хотя всего в 15–20 километрах от города находился источник чистой воды, к несчастью, принадлежавший частному владельцу. Волков был абсолютно убежден, что в ситуациях, подобных этой, частные владельцы должны уступать свою собственность местному сообществу. С подачи Волкова съезд подал правительству петицию об экспроприации водных ресурсов, но Министерство внутренних дел не дало хода этой инициативе «ввиду несоответствия ‹…› основному понятию о праве собственности»[447]
.