Империя в поисках общего блага. Собственность в дореволюционной России

Вопрос о правах на воду на Кавказе в течение нескольких десятилетий непрерывных войн в этом регионе оставался в тени. Когда же у правительства в середине 1850‐х годов наконец дошли руки до того, чтобы разобраться с ним, оно оказалось в состоянии лишь подтвердить существующие правила и оставить в силе местные традиции[514]. На протяжении многих лет государство не решалось менять режим водопользования в Закавказье, что не позволяло осуществить какие-либо крупномасштабные ирригационные проекты. В 1860‐х и 1870‐х правительство отклонило ряд предложений о строительстве оросительных систем в этом регионе

[515], но было ясно, что его будущее зависело от орошения, а вопрос о том, в чьей собственности находятся оросительные системы, определялся собственностью на воду.

В начале 1880‐х годов, когда имперское государство стало проявлять больше интереса к возможностям экономической эксплуатации своих колониальных владений, гражданские власти Кавказа и центральное правительство осуществили ряд впечатляющих преобразований. После реформы местного управления (отмены должности наместника), направленной на централизацию управления колонией, региональное отделение Министерства государственных имуществ во главе с И. И. Тихеевым с готовностью взялось за наведение порядка в запущенном казенном хозяйстве Кавказа. Тихеев (1837–1902), выпускник Константиновского межевого института и опытный управленец, перед Тифлисом несколько лет прослуживший в западных губерниях, принадлежал к первому поколению «технократов» из Министерства государственных имуществ[516]

(в 1894–1905 годах – Министерство государственных имуществ и земледелия, в 1905–1915 годах – Главное управление землеустройства и земледелия), чья профессиональная этика и принципы являются темой блестящей работы Питера Холквиста[517]. Эти профессионалы, чуждые модным общественным течениям и популизму, прекрасно знали юридическую теорию и практику. Кроме того, они были убежденными этатистами и решительно защищали государственные интересы и права собственности. Большинство из них видело в приграничных землях законные трофеи империи и считало собственнические полномочия государства ключевой предпосылкой успешной колонизации и освоения новых земель.

В 1884 году Тихеев начал кампанию за то, чтобы казенная собственность на Кавказе была передана из ведения местных гражданских и военных властей в ведение Министерства государственных имуществ под предлогом ее защиты от разграбления. Земли, леса и воды следовало нанести на карты, подсчитать, зарегистрировать и учредить над ними строгий государственный контроль[518]. Тихеев чинил помехи политике местных властей, разбазаривавших казенные ресурсы, и сурово критиковал правительство за необоснованную уверенность в том, что местным людям виднее, за чрезмерное внимание к обычаям и в первую очередь за решение оставить контроль над водой в руках «местных специалистов», поскольку все это, по его мнению, влекло за собой хаос и вакуум власти. Он трактовал историю ирригации на Кавказе как историю упадка – от эпохи «процветания орошения» под «деспотической властью ханов» до периода деградации после присоединения края к России, когда правительство отстранилось от управления водными отношениями[519]

. «Вместе с падением опытной и сильной власти вардаря и ханов, на смену которой не появился закон, оградивший интересы населения, в деле распределения воды не могли не проявить себя грубая сила, захваты, произвол власти и много других враждебных общему благу явлений», – резюмировал Тихеев[520]. Неявно проводившаяся им параллель между властью восточных повелителей над водой и возможностями русских властей, имеющих в своем распоряжении новую технику и опытную бюрократию, четко указывала на задачу, стоящую перед новой местной администрацией, – взять в свои руки распределение водных ресурсов региона.

Эта повестка дня предполагала новые подходы к определению прав на воду – монополизацию водных ресурсов государством и ликвидацию каких-либо гражданских сделок с водой. Главная идея Тихеева резко противоречила духу русского водного законодательства, в основу которого был положен приоритет частнособственнических прав на воду. С целью узаконить это несоответствие Тихеев ссылался на местные традиции и старые законы. Согласно его трактовке, как грузинские законы (Уложение царя Вахтанга), так и шариат запрещали частную собственность на воду, которая, в его интерпретации, могла принадлежать только правителю, государству. Соответственно, как утверждал Тихеев, «вода, как государственное имущество, состоящее в бесплатном пользовании всего населения края, не может подлежать отчуждению в частную или общественную собственность»[521]. Согласно его проекту, в частном ведении могли находиться лишь небольшие водоемы, находящиеся в пределах одного земельного надела, в то время как все прочие воды объявлялись «государственной собственностью».