Империум

Новости пришли под вечер. Арестован капитан-поручик лейб-гвардии Преображенского полка Алексей Потравский по наущению генерал-фельдмаршала князя Потемкина-Таврического. В крепость посажен. Но успел ей весточку передать через друга. Федорка, охнув, села на широкую скамью у колодца. Не любил светлейший ее орла, никогда не любил. Тем сам орел не раз хвастался. Говорил: не простил ему Потемкин нежелания жениться на племяннице князевой, недавно овдовевшей Татьяне Васильевне. Та, по словам светлейшего, сильно хандрила, от двора отдалилась, вот и вздумал ее дядюшка к жизни вернуть. Ага. Если бы еще весь двор не судачил о том, как «дядюшка» своих племянниц от хандры лечит… В общем, ответил капитан-поручик гордым отказом, за что и попал в немилость.

Но не о дворцовых интригах и сплетнях переживала сейчас Федорка. Думала, как любимого выручить. Что может она, простая купеческая дочка?

Двумя днями раньше, 26 августа 1791 года

Князь Потемкин-Таврический зевал в духоте личного кабинета, тоскливо поглядывал на раскинувшийся за окном сад, на блестящую сквозь зелень дубов синь пруда, и вертел в руках анонимный донос.

Некий господин сообщал, что имел недавно беседу с капитан-поручиком лейб-гвардии Преображенского полка Алексеем Потравским, и тот вел недозволенные речи, а именно – угрожал жизни светлейшего. Тоже мне новость, подумал Потемкин. Он на каждом шагу обещает расправиться с князем одной левой. И не только с ним, впрочем. У юноши в силу молодости и горячего нрава врагов при дворе…

Однако аноним этим не ограничился. Далее письмом своим утверждал, что капитан-поручик состоит в заговоре, цель которого свергнуть не только князя, но и ее величество императрицу.

Чушь собачья, заключил светлейший. К означенному капитан-поручику он теплых чувств не испытывал. За пересказ пошлых сплетен о князе и его племянницах посадил бы мерзавца на неделю на хлеб и воду. Хам, наглец и выскочка этот Потравский. Но заговорщик? Вряд ли. Потравский в лицо тебе много чего наговорить может, на дуэль чуть ли не каждого второго вызывает… Безрассудный. Однако и отваги не лишен. В прошлом году поручик Потравский под Керникоски в самое пекло бросался, генерала собой прикрыл. За что и был потом удостоен чина капитан-поручика.

Одним словом, и достоинств, и недостатков у Потравского хватает. Но чтобы плести интриги… Тут не горячий норов нужен, не безрассудная прямота, граничащая с оскорблением, а напротив, холодный ум и подлое сердце.

К доносу прилагались письма капитан-поручика. Несколько любовных. К какой-то псковской девице. В них, кроме всего прочего, всячески высмеивался князь. Светлейший хмыкнул. И было еще три послания-шифра, в которых обсуждалось, как лучше избавиться от румынских крыс – посредством мышьяка, огня или кинжала. Почерк вроде бы Потравского, но более небрежный, чем в любовных письмах. Анонимность автор послания объяснил страхом перед местью Потравского и его сообщников.

Князь устало вздохнул. Коричневый пакет со всей этой мерзостью ему подбросили вчера, на охоте в имении придворного банкира Ричарда Сутерланда. Почему именно ему? Отчего не отправили напрямую в Тайную канцелярию? А теперь светлейшему возись, переправляй. И переправит. Пусть разбираются. И с Потравским – ему не помешает чуть остудить горячую голову, и с банкиром – из его же гостей кто-то подбросил кляузу, если не сам хозяин. А у светлейшего дела поважнее найдутся. Послезавтра – прощальный бал. Потом – в путь-дорогу, в Яссы. Еще в июле должен был уехать, задержался. Дела-дела. Вернее, одно лишь дело держало его в Санкт-Петербурге, но было оно, кажется, безнадежно проиграно…

– Ее императорское величество Екатерина Вторая!

Като в зеленом с золотым платье прошествовала к трону. Десятки красавиц-танцовщиц, что стояли по обе стороны алого ковра, с каждым шагом императрицы раскрывали над головами золотые крылья, сливая их в огромный купол. За их спинами дамы присели в реверансах, мужчины застыли в поклоне. С потолка залы мягко сыпались лепестки роз. Императрица села на трон.

И грянул прощальный бал.