Империум человечества: Омнибус

— Псайкеры — врата, через которые может проникнуть Хаос. Только клятвы и отречения дарят проклятым колдунам надежду, чтобы жить и служить Терре, — повторила Верити слова из литургии возмездия.

— Хорошо сказано, но теперь вы не ответили на мой вопрос. — Он пристально посмотрел на Мирию. — Скажи мне, сестра, боишься ли ты колдунов?

Та ответила без раздумий:

— Несомненно, боюсь. Верити правильно говорит — колдуны могут уничтожить человечество, если их не контролировать. Они — великие враги, как мутанты и еретики, чужаки и демоны. Наш страх делает их сильнее. Это повод, который призывает нас уничтожать этих монстров. Если я не боюсь подобных вещей, мне незачем сражаться.

— Именно так, — кивнул Ла-Хайн. — Если у меня и были какие-то сомнения по поводу того, что вы поймаете гада, то они исчезли. — Он поклонился им. — Сейчас прошу меня простить, но колокол скоро зазвонит, и я должен прочесть проповедь. — Лорд-пастырь обвел руками собравшуюся внизу толпу.

Когда Веник уводил их, Мирия остановилась и обернулась к Ла-Хайну.

— Прошу прощения, диакон. Есть еще один вопрос, который я хотела задать вам.

— Только быстро.

Она снова поклонилась.

— Пока мы были сосредоточены на побеге Вауна, от меня ускользнул один фактор. Преступник мог уйти, куда пожелал, направиться на любой из сотен миров, кроме этого. Почему, во имя Императора, он захотел вернуться на эту планету, где его лицо и злодеяния хорошо известны? Что такое есть на Неве, ради чего он мог рискнуть всем? — Мирия знала, что Верити внимательно слушает ее и следит за Ла-Хайном.

Лицо того стало очень хмурым.

— Кто может понять мысли сумасшедшего, сестра? Честно сказать, у меня нет ответа на ваш вопрос.

Мирия поклонилась снова, после чего позволила Венику проводить себя к полковнику Брауну, который в свою очередь отвел их вниз на несколько уровней к смотровым галереям. Верити молчала, но выражение ее бледного лица выдавало беспокойные мысли.

— Что скажешь? — спросила Мирия.

Верити потребовалось время, чтобы ответить.

— Мне… показалось, — госпитальерка с трудом выдавливала слова. — На мгновение я подумала… расширенные глаза, взгляд…

Мирия наклонилась ближе — так, чтобы лишь они могли слышать друг друга.

— Скажи это.

— Нет, — Верити покачала головой. — Мне показалось.

— Скажи это, — повторила боевая сестра. — Скажи мне, чтобы я знала, что не одинока в своем мнении.

Верити взглянула ей в глаза.

— Когда ты спросила о мотивах Вауна… он солгал нам.

— Именно так, — сказала Мирия. — Но почему?

Когда свет ламп упал на него, Ла-Хайн почувствовал себя вознесшимся к звездам, свободным от заточения в человеческую плоть, будто становился чем-то более великим и эфемерным — вроде сверхновой звезды, источавшей свет Бога-Императора. Это всегда восхищало.

На Неве была старая поговорка, гласившая, что все рожденные на ней люди имеют свое предназначение. Действительно, каждый мальчик должен был отучиться в семинарии, чтобы потом, если его сочтут способным, вступить в касту клерков планеты. Это было так просто, что вскоре Виктор Ла-Хайн очутился в сфере Церкви Терры и темных монастырях. Окруженный мрачноликими адептами и жрецами, стоя в тусклом свете часовни, он понял, что нашел свое первое призвание. Бесхитростные воспоминания о тех днях вызвали улыбку на его лице. То были менее трудные времена, когда слово и дело гонения были тем, на чем сосредоточился его разум; когда все, в чем он нуждался, были цепной меч в могучей правой руке и Книга обреченных в левой.

Шум ревущей толпы коснулся его ушей, и он приветствовал людей, сложив руки в старейшем знамении аквилы — божественного двуглавого орла. Слепой и зрячий, смотрящий в будущее и прошлое; его распахнутые крылья защищали человечество.

В подобные моменты рефлексии он задавался вопросом: что бы он сказал, если бы мог попасть в прошлое и встретить молодого себя в те далекие дни? Что бы он сказал самому себе? Смог бы поделиться секретами, которые позже ему открылись? Но разве он мог так поступить, когда это привело бы к тому, что неопытный юнец не сможет лично познать страшных и переворачивающих представление о мире откровений, которые ему самому преподнесли последующие годы?

Как он мог, став тем, кем является сейчас, отрицать, что неоперенный птенец проявит себя так, а не иначе, переполнившись пламенным откровением, что принесли ему эти годы?

Ла-Хайн смотрел на свое растущее до гигантских размеров гололитическое изображение и упивался благоговением собравшихся людей. Если сперва призвание привело его в огромный новый мир службы Императору, потом оно же перенесло его к самому подножью Золотого Трона. Никто из людей внизу не мог испытать его чувств, но все ощущали это в словах, которые он говорил, и во взоре, обращенном на них. В своих сердцах они знали, каким он был решительным и непоколебимым в праведности.

Последние кусочки головоломки вставали на свое место. Лорд Виктор Ла-Хайн был рукой Бога-Императора, и Его воля должна быть исполнена. Ничто не должно помешать этому.

Глава пятая