Имперский раб

Ефрем многое узнал о направлениях и трудностях Шелкового пути из Китая и Индии в Европу. Борьба за больший контроль этой торговли определяла отношения между Кокандом, Бухарой, Персией, Китаем, афганскими племенами, Турцией. Кроме того, узнал он, что к югу и востоку от Бухарских границ есть места, где живут еще многие неизвестные в Европе народы, куда чужакам путь заказан. Но Великий шелковый путь от этого весьма зависел. Изучая торговлю, Ефрем уяснил, что многие правители Азии больше озабочены междоусобицами. Но и европейские дела они живо воспринимали. Потому что конечным покупателем, самым дорогим и самым обширным была все та же Европа. Каково состояние покупателя – таковы и виды на барыш.

Довольно скоро и успешно освоив арабский язык и письмо, Ефрем под предлогом совершенствования устной речи и чтения, сумел прочесть бумаги, из которых узнал то, что не узнал бы нипочем будь он купцом или путешественником. Мучило его только то, что сообщить домой о разведанном он пока не мог.

Ходжа Гафур тем временем видел, что Ефрем с удовольствием часами корпит над свитками и книгами. Муллы, которые обучали его персидскому, доносили о добросовестности и больших способностях подопечного. Гафур разрешил Ефрему выходить в город под предлогом заботы о том, что тому негде помолится своему Богу. Он даже посоветовал Ефрему сходить на армянское купеческое подворье. Но тот, к неописуемому удивлению Гафура, следившего через своих шпионов за ним, направился к центральной мечети города, долго осматривал ее и мавзолеи прежних правителей и только после этого направился к базару, в армянские ряды.

Когда Ефрем вернулся, Гафур спросил его о причине такого необычного поступка.

– Ведь христиане люто ненавидят наши реликвии, – пояснил он свой вопрос.

– Это неверно, мой господин, – ответил Ефрем. – Глупостей во всяком племени достаточно. Я же пошел туда потому, что видел минареты издалека, а хотелось посмотреть вблизи. Они столь дивной красоты, какую только Богу под силу создать!.. Видно, Бог сам направил мои стопы к этакой красоте.

Гафур остался доволен и разрешил своему просвещенному рабу раз в неделю ходить к армянам для молитвы. Армяне специально для него отыскали где-то русскую икону. Эти купцы – люди ушлые. Казалось порой, попроси их достать гвозди от небесных ворот, они и их достанут, еще и молоток прихватят. Вынужденные постоянно быть начеку, они тем не менее бывали порой податливы перед нехитрой лестью. За похвальное слово могли гору добра отдать, хотя на базаре торговались нещадно из-за мелочи. Они сочувствовали, но не навязывались первыми. Долгая и кровавая их история приучила этих людей к умению в большей мере трезво оценивать жизнь и, когда нужно, быть осторожными.

Молился Ефрем усердно. Молился и ждал. И дождался. Однажды в армянской общине появился старый его знакомец – купец из Астрахани Айваз. Обрадовались встрече оба.

– Говорил я тебе, Ефрем, что не простой ты невольник! Видишь, какой ты важный господин теперь, наверное, нукером у правителя стал? – смеялся Айваз.

– По-прежнему я – раб, а не господин, – улыбался Ефрем, – и даже подарком еще не стал. Зато хорошо знаю конюшню, зятя здешнего правителя. А теперь я вроде секретаря у него.

– Вах, вах! – восклицал Айваз. – Это еще выше! Если так, то недалек последний день твоего рабства!

– Я стараюсь, Айваз! – Оба расхохотались.

Айваз возвращался с караваном из Коканда. Он много поведал Ефрему о том, что видел на пути. Ефрем внимательно слушал. Айваз собирался пробыть в Бухаре недолго. Продаст часть того, что привез из Коканда, подкупит товару в Бухаре и в путь, в Астрахань. В одну из последних встреч Ефрем спросил Айваза:

– Скажи, брат, мог бы ты переслать весточку батюшке моему, на родину? Ты единственная оказия для меня. Караваны редки и не всякому вера.

– Отчего же не передать. Скажи только, куда.

– В Астрахани торгует давний знакомец моего отца, купец Петр Анисимов. Отыщи его.

– Сыщу, обещаю, – сочувственно сказал Айваз.

– На словах передай, что жив я, что бог пока хранит меня. Пусть отошлет батюшке моему вот этот платок – память обо мне, значит…

Он протянул купцу небольшой платок, испещренный крупным хорошим узором и, как показалось Айвазу, испорченным узором более мелким.

– Слушай, Ефрем, это плохой товар, давай я выберу тебе богатый платок? Родителю твоему будет приятно.

– Нет-нет, – едва сдерживая волнение, запротестовал Ефрем.

На ходу придумывая, он ткнул в первую попавшуюся на глаза маленькую завитушку в уголке платка, похожую на знак и сказал:

– Вот видишь? Это наш семейный знак. Его только отец и сын в нашем роду знают. По платку батюшка поймет, что подлинно от меня весточка… К тому же ты мне подаришь, я опять дарить стану… Нет, нет, нехорошо! Подарок, какой ни есть, а все же мною купленный…

– Давай я тебе хороший платок как будто продам, а? За гроши, для вида!

– Не обижай, брат, знаешь ведь – мал золотник, да дорог! – чуть не плача от отчаяния, взмолился Ефрем.

– Ну, ладно, – отступился добрый армянин. – Не волнуйся. Я и этот, и еще другой от себя передам, будь спокоен.