Имперский раб

Сейчас Ефрем подыгрывал Гафуру потому, что, демонстрируя дружбу с ним, он не имел отказу и снимал подозрения с себя, когда регулярно с гафуровыми торговыми караванами отправлял свои «гостинцы» батюшке в Вятку. Причем делал это уже не таясь, но шифровал все по-старому.

– Когда я докладывал правителю о приготовлениях, то предложил использовать для сбора и вывоза добычи твои караваны и людей. Ты уж не обижайся, уважаемый ходжа, что я без твоего ведома. Впрочем, стоит тебе пожелать – и я не трону твоих верблюдов и людей…

– Ну, этого не надо делать, – довольный, снисходительно возразил Гафур, – я рад буду, что смогу оказать такую скромную услугу нашему правителю…

К ним приблизился слуга и передал Гафуру повеление Данияр-бека явиться.

– Может, за этим и вызвал меня аталык?

«Друзья» расстались.

Поход на Мерв был неудачным. Горожане защищались отчаянно, смело и умело. Шах-Мурад вынужден был отступить. Его войско возвращалось домой через пустыню. Иного пути не было. Жара, безводье, скудные запасы корма для лошадей были страшной угрозой для любого войска. Не выдержав испытаний, оно могло перестать повиноваться. В таком случае все зависело от воли военачальника. Сын Данияр-бека ее и проявил.

Когда отошли от Мерва на три дня пути, налетел «афганец» – песчаная буря. Сильный, раскаленный, будто в парной, ветер незаметно подкрался со стороны Афганистана. С юга небо заволокло красной пеленой. Потом в воздухе начали носиться мелкие песчинки, забивая глаза, уши, нос и рот. Песок проникал под одежду, в обувь. Постепенно ветер крепчал, начинал звенеть в ушах, выть на все лады. Дышать становилось все труднее, порой казалось вообще невозможно.

В середине войска вдруг началась паника. Там оказались молодые воины, первый раз попавшие в песчаную бурю. Песчаный ад только начинался. Зрелище грандиозное и для суеверного человека невыносимое. Несколько человек заметались как безумные. Паника вот-вот должна была передаться другим. Это было бы концом если не для всех, то для многих. В это мгновение к мечущимся людям, нещадно понукая испуганного коня ногайкой, прискакал Шах-Мурад. Выхватив из ножен саблю, он стал ею плашмя лупить паникеров, а одного, в безумии страха ухватившегося за уздечку его коня, рубанул, не колеблясь, по шее… Брызнувшая на остальных кровь заставила воинов очнуться, паника прекратилась, и люди стали понимать и исполнять команды начальников.

Шах-Мурад распорядился поставить войско вкруг. Сначала уложили на песок верблюдов, за ними лошадей, между лошадьми и верблюдами укрылись люди. Несколько небольших пушек, воду, провизию и фураж расположили внутри круга. Так что и после бури войско осталось бы боеспособным.

Люди успели лечь на горячие барханы, забившись под брюха животных, и замотать головы кто чем мог, когда пустынный суховей смешал небо и землю в одно черное облако и на целый день превратил для них весь мир в ад. Перестали существовать отдельно небо и земля. Всюду был песок…

Буря стихла только к ночи. Люди выбирались из-под барханов, будто привидения из-под земли. Поспешно разгребали песок руками, помогая товарищам и животным… Вскоре посреди пустыни замерцали костры из саксаула, припасенного загодя.

Шах-Мурад обходил войско и лично следил, как воины располагались на ночлег. Ефрема он взял в сопровождение. Охраны не было. Шли вдвоем.

Шах-Мурад знал, что обо всем увиденном его провожатый обязан будет доложить Данияр-беку – приказ, но никакого недовольства не выказывал. И все же Ефрем был предельно напряжен и внимателен. С виду добродушный юноша, Шах-Мурад за весьма короткий срок всеми неправдами сумел умертвить всех своих родственников, могущих претендовать на наследство Данияр-бека.

Ефрем за время похода не раз убедился, что юный воитель очень расчетлив и весьма рассудителен, и сделал вывод, что ежели кого Шах-Мурад не расценит себе соперником, тот может долго и счастливо процветать в его тени, пусть даже и под неусыпным доглядом. Но и в тень эту попасть было нелегко.

Более двух часов ходили они по лагерю. Сочтя, что все налажено и устроено как нужно, Шах-Мурад со спутником направился в центр лагеря, к своему большому шатру. Еще издали Ефрем уловил вкуснейший аромат плова. Слуги приготовили его из свежей баранины. Ефрем, едва отведав однажды это кушанье, влюбился в него. Теперь, стоило учуять самый слабый аромат бухарского плова, он еле успевал сглатывать непрошеную слюну. Шах-Мурад, заметивший это сейчас, посмеивался над своим провожатым. Ефрем, улыбаясь сладко, потянул носом воздух и, жмурясь от предвкушения, выдохнул:

– Ну до чего же знатная эта пища – пло-о-в!.. Ничего вкуснее его нет на всем белом свете!

– А ваши, русские кушанья как же?