Имперский вояж

О'Кейси оскорбляло, что человек, ответственный за жизнь всех без исключения людей, рассматривает ее как прискорбное, неизбежное зло. На протяжении всех прожитых лет, сколько она себя помнила, окружающие условия всегда позволяли ей шагать по жизни своим собственным темпом, со скоростью, которую она сама для себя выбирала. Что касается академической карьеры, то ее продвижение в этой области было достаточно быстрым. Она помнила, например, что свысока смотрела на тех, кто остался на обочине науки, но ведь даже эти неудачники все равно нашли для себя что-то — может быть, не совсем то, что хотелось, и не совсем то, что удовлетворяло их в полной мере, но все равно нашли.

Здесь же ситуация была совершенно иной. Ей пришлось столкнуться с конкретным выбором: жизнь или смерть, с проверкой на прочность ее физических возможностей. Инстинктивно она чувствовала, что, если осмелится попросить передышки, ей наверняка откажут. Ее жизнь была не столь важна для осуществления миссии, и жертвовать ради нее успехом целой компании, безусловно, не станут. Так что ей и Костасу выбирать особенно не приходилось: или двигаться дальше, или умереть.

Но, честно говоря, получалось так, что страдала на самом деле только она одна: Костас, казалось, не испытывал особых трудностей. Вертлявый карлик-лакей тащил груз не меньше, чем, скажем, оружейник, но никто никогда не слышал от него, чтобы он жаловался или был чем-то недоволен. Элеонору это, откровенно говоря, изумляло.

О'Кейси выпрямилась и снова зашагала по грязной тропе, которая после стольких ног превратилась в настоящее месиво. Бойцы внимательно следили, чтобы никто не отставал и не удалялся в сторону от основного направления. Почувствовав, что она плетется в самом хвосте, Элеонора ускорила шаг и вскоре оказалась в центре процессии.

Оглянувшись на Мацугу, неотступно следовавшего за ней, она спросила:

— Скажите, вы не испытываете каких-либо неудобств в этом походе?

— Да нет, я бы так не сказал, госпожа, — ответил лакей, поправляя лямку на рюкзаке. Лениво прибив очередного скита, он подмигнул Элеоноре. — Конечно, мне раньше некогда не приходилось попадать в подобные переделки. Ситуация достаточно экстремальная, и я думаю, что всем приходится несладко, даже морским пехотинцам, хотя они этого и не показывают.

— Но я вижу, что вы, по крайней мере, не устали, — страдальческим голосом произнесла О'Кейси. Группа спускалась к подножию очередного холма, ноги бедной Элеоноры подгибались, словно кто-то при каждом шаге стучал ей сзади по коленкам. Спуск означал, что опять придется переходить неглубокий ручей и карабкаться на следующий холм. Скользя по зловонной жиже, не имея возможности ухватиться за ствол дерева без опаски, что кто-нибудь тебя при этом съест, Элеонора чувствовала себя страшно измотанной и подавленной.

— Старайтесь ставить ноги след в след, госпожа, — резонно заметил лакей. Он уже ступил на вершину холма и оттуда протягивал Элеоноре руку. — Ну же, алле-оп!

О'Кейси покачала головой и подала руку.

— Спасибо, Костас.

— Не стоит благодарности, мадам, — улыбнулся Костас. — Правда, не за что благодарить.

Глава 20

Деревня ютилась на вершине холма, окруженная со всех сторон лесом и колючим кустарником. Сам холм стоял на пересечении длинного ручья и реки, вдоль которой двигались наши путешественники. Несколько поодаль, выше по течению, река образовала водопад — несколько грохочущих потоков низвергались с холма, сливаясь внизу снова в довольно широкую и глубоководную реку, по-видимому даже судоходную. При взгляде вниз сразу обращали на себя внимание следы от частых наводнений. Стало ясно, отчего деревню водрузили на самую вершину.

Дождь начался, когда до деревни было уже рукой подать. Однако он отнюдь не выглядел этаким легким размеренным дождиком, которого обычно ожидаешь при приближении набухшей тучки, — дождиком, ласково орошающим пересушенную почву. На мощный ливень, вызванный каким-нибудь циклоном, он тоже не походил. Представьте, что вдруг на вас сверху полилось целое озеро — сплошная стена воды. Водяной шквал обрушился неожиданно, как-то сразу, буквально сбивая людей с ног.

Это нормально? — сквозь грохот проорал Корду принц, когда группа изо всех сил пробивалась к вершине.

— Что? — спросил Корд, укутавшись поплотнее в свою накидку.

— Да дождь этот! — прокричал опять Роджер, показывая на небо.

— О, конечно, — ответил Корд. — Несколько раз в день. А что?

— Счастье великое, — пробормотал Панер, прислушиваясь к разговору. Надо сказать, что принц успел обновить базу мардуканских слов как для своего своего собственного чипа, так и для чипов других членов экипажа: многодневные беседы с туземцем не пропали даром, и основное ядро местного языка было сформировано. Теперь каждый член группы мог уже самостоятельно заниматься переводом, используя свой имплант. Ожидалось, что освоение оставшихся местных диалектов должно было происходить гораздо интенсивнее.