Импланты

Федор качнул головой. Он уже пожалел, что поддержал разговор, нужно было сразу развернуться и уйти, а сейчас просто так отвернуться от священника и бросить его здесь, было бы невежливым. Пока Сомов раздумывал, как бы дать святому отцу понять, что он не намерен продолжать этот разговор, дорожка свернула и уперлась в кладбище.

Одинаковые безликие могильные камни ровными рядами выстроились на аккуратно подстриженном газоне, словно они означали не места упокоения людей, а исполняли роль украшений. Если не присматриваться к надписям, можно подумать, будто это не погост, а своеобразный японский сад камней или даже подобие новомодной скульптурной композиции — ничто не напоминало о людях, лежащих под дерном. О том, что это все же место скорби, говорили лишь белые нарциссы во вкопанных рядом с каждым памятником вазочках.

По спине Сомова пробежал холодок. Вдруг он почувствовал себя растерянным и разбитым, словно стоял не перед могилами незнакомцев, а пред могилой жены, перед могилой дочери. Это нехороший знак. Зря он согласился на эту прогулку.

Федор сделал порыв, чтобы уйти, но священник неожиданно крепко взял его за локоть.

— У вас кто-то умирает? Жена? Сын?

— Дочь, — Сомов замер, а потом ослаб, опустил плечи, изо всех сил сдерживаясь, чтобы не расплакаться. — Ей нужен донорский орган. Сердце. А денег у меня нет. А у нее нет времени.

— Да, ждать донорского органа очень долго. Вы не думали об имплантате?

— Думал. Но нужную сумму мне пришлось бы копить пару веков.

— Сколько лет вашей дочери?

— Шесть.

— Малышка.

— Да. Жалко ее, понимаете? Юленька — вся моя жизнь! Я ради нее на преступление пошел, но, видимо, Господь не одобрил такой путь.

— И не мог одобрить.

— И что делать? Неужели Он хочет забрать ее к Себе?

— Может, и хочет.

— Но я не хочу отдавать дочь!

— Как вас зовут, сын мой?

Федор не хотел отвечать, но потом махнул рукой. Все равно этот священник ничем ему не поможет и не помешает.

— Федор.

— А я отец Арсений. Вы ведь не католик?

— Как вы догадались?

— Так, предчувствие. Но это ничего. Вам нужно научиться смирению. И вере в чудо. Если вам будет плохо, если захочется с кем-нибудь поговорить, приходите, я сумею помочь.

— Мне иная помощь нужна, отец Арсений. И вы вряд ли ее окажете.

— Тогда надейтесь на Господа. Он не бросает детей Своих. Молитесь.

Сомов кивнул. Разговор подошел к концу. Облегчения, которое так хотел дать ему отец Арсений, Федор не получил, напротив, вид кладбища настроил его на самые черные из самых пессимистических мыслей. Кивнув священнику на прощание, он пошел по дорожке к выходу. А молиться он все же будет. Больше ему ничего не остается.

***

Голицын недолго раздумывал над тем, стоит ли ему уезжать с Кайлом в дом на проспекте Свободы. В конце концов, у актера были телохранители, а со способностью Алекса читать чужие мысли и распознавать угрозу на стадии зарождения, Кайлу ничто не угрожает. Поэтому Борис Игнатьевич остался в "Longevity and Prosperity". Таким образом начальник службы охраны не только усыпил бдительность человека, приславшую карточку со словом "смерть", сделав вид, будто ничего особенного не случилось, и его угрозы всерьез никто не воспринял, но и получил свободу действий. Голицын знал, что преступник где-то в доме, и поставил перед собой цель найти его.

Борис Игнатьевич лично отключил "античит" и направился в кухню. Он хотел поговорить с человеком, который отвечал за всю прислугу в доме. Дудин Артем Васильевич был, если можно так выразиться, начальником отдела кадров и занимался подбором персонала. Он лично беседовал с каждым кандидатом на должность садовника или горничной, делая пометки в особой записной книжке. Голицын знал об этой привычке Дудина и хотел не только взглянуть на записи, но и лично поговорить с Артемом о благонадежности обслуживающего персонала поместья.

Дудин был высоким плечистым мужчиной с короткой стрижкой и квадратным подбородком, он любил носить ковбойские сапоги, широкие джинсы и рубашку навыпуск. На первый взгляд он казался грубым и глуповатым, но на самом деле был тонким и душевным человеком, отлично чувствовал людей и умел быть строгим. Он не допустил бы до работы человека, склонного к насилию, но кто знает, не сошел ли с ума какой-нибудь шофер или садовник уже в поместье?

— Артем, мне нужен пофамильный список всех работников "L amp;P". И, желательно, с домашними адресами. А еще я хочу с тобой поговорить.

Дудин кивнул и отложил в сторону какой-то график, которым занимался, пока его не отвлек начальник службы безопасности.

— Что-то случилось?

— Пока нет, но может, — Голицын указал в сторону сада, — пройдемся.