Но Дурнев на наши уколы не обращал никакого внимания. Мы словно жалили воздух.
– Думать вам обоим следовало раньше, когда решили встать на скользкую дорожку. А сейчас – поздно. Почки уже отвалились. Так вы знакомы с потерпевшей?
Я с трудом сдерживалась, чтобы не ответить на его очередную скабрёзность. Дважды за день испытать стресс, облаченный сначала в труп, а затем в хама – это слишком для наших утонченных натур.
– Нет, не знакомы.
Я благоразумно решила больше не реагировать на выпады представителя правопорядка.
– Когда я подходила к дому, ее там точно не было. Я увидела, как золотятся на солнце в кустах маленькие орешки, как бликами играет на солнце листва, – я произносила речь с чувством, широко распахнутыми глазами и глубокими интонациями.
«Примерила» на себя роль непроходимой тупицы. Это сейчас было гораздо безопасней, чем роль наблюдательной свидетельницы или подозреваемой. Сработало! Сначала сыщик затих, сбитый с толку, но услышав про орешки, вновь подкатил глаза вверх и замахал руками, останавливая мое повествование.
– Когда это было?
– Где–то в половине третьего, – повторила я.
– А вы эту женщину раньше точно не видели? И с кем она сюда приехала? Или пришла? – настаивал капитан.
– Я не выходила во двор, а из дома не видно – орех заслоняет. Я вообще все время провела в гостиной и только часов в семь вечера зашла на кухню, приготовить салат и бутерброды к приезду подруги. Нет, подождите! Мне показалось на миг, что возле соседнего дома, слева напротив, проезжал автомобиль. Больше я ничего не знаю, не обращала внимания.
– Вспомните все, что происходило, а еще лучше – запишите. В какое время и что вы видели. Я потом составлю протокол, – милостиво разрешил следователь. – Про орешки, листочки, птичек и мошек – писать не обязательно. Если мне захочется почитать про природу, я схожу в библиотеку. Вы – точно не Лев Толстой и не Виталий Бианки.
Ему удалось нас и разоблачить, и пристыдить. Мы с Ульяной молча удалились. Время шуток и юмора закончилось. Наступила ночь и нам было очевидно, что мы попали в главные подозреваемые по делу об убийстве в Жаворонках. Сон улетучился, осталось какое–то разочарование и много вопросов: «Кто эта женщина? Почему она оказалась аккурат на моей лавке? За что ее убили? И кто?»
Глава 6
Митюхин.
Утро понедельника у стажера Митюхина Алексея Вадимовича как–то не задалось. В отделе кадров его долго распекал, каким–то ветром занесенный туда, первый заместитель руководителя следственного управления. Распекал за внешний вид и отсутствие галстука.
После разговора с первым замом, Алексей Вадимович оказался на ковре у руководителя отдела процессуального контроля. Дотошный, лысый под глянец, молодой подполковник был крайне нелюбезен. Он очень жестко прогнал Алексея по уголовно–процессуальному кодексу и всему остальному, что касается процессуалистики в уголовных делах. Беседа длилась всего ничего. Но минут через двадцать Алексей готов был послать его ко всем чертям. «Лысый – хвост ты лисий!» – готовое сорваться с его губ, просто чудом осталось внутри. Но вышел Леха из кабинета весь сырой и изможденный. Процессуал отправил его к криминалистам. И он послушно в путь побрел, поникнув плечами и припустив буйну голову. Дедовщину в войсках пока никто не отменял.
Криминалист с порога раздал Алексею на орехи, выспрашивая о том, что же он тут забыл, и кто его сюда пристроил? Отвечал Алексей браво, честно и ничего не скрывал. Сложно что–либо скрыть от следователя со стажем. Но после этого разговора сделал для себя вывод, что на глаза к начальству лучше не соваться, иначе так и продолжится его служба – очень жестко и через не могу. Продолжится – это спорное утверждение. «Секир его башке» грозил прийти раньше срока. Поэтому сейчас Алексей был уверен, что свой первый визит в управление он запомнил на всю свою жизнь. Гудела голова, ноги не шли – возникло ощущение, что он побывал в шахте. Но снова следовало идти куда послали. А послали его в святая святых – в приемную к начальнику управления генерал–майору Тоцкому.
Алексея ещё в академии предупредили, что в первые дни работы в следственном комитете его будет ждать либо разочарование, либо встряска. Он был готов ко всему. Встряску и вынос мозга уже ощутил в полной мере. Алексей понимал, что для любого следователя, заваленного делами по самые уши, он, стажер, ассоциируется либо с геморроем на причинном и выпуклом месте, либо тяжким бременем на плечах. Обе ассоциации были плачевны, но очевидны.
Знакомиться с Тоцким в первый же день как–то не совсем хотелось, с него хватило и первых трёх. Но все обошлось. Секретарь генерал–лейтенанта, забрав документы Алексея, передала их с остальной корреспонденцией начальнику ещё до начала планерки. Алексея попросила подождать в коридоре, до получения распоряжений на его счёт. Стажёр стоял в коридоре, как часовой, мысленно умоляя Тоцкого и провидение оставить его сначала в покое, затем – в следственном управлении.