Иная планета (сборник)

– Чтобы такому ироду памятник ставить?! – возмутился старик. – Народ, что, совсем рехнулся? Так и прут сюда толпами на «отца народов» полюбоваться. Свобода, видите ли, им надоела, порядок подавай! Я этим порядком сыт по горло – восемь с половиной лет протрубил в лагерях от зари до зари, пока этот хрен усатый не загнулся.

Я растерянно взглянул на парня. Тот подмигнул мне и начал успокаивать разошедшегося старика:

– Брось, Клим Иванович. Дело-то старое, тебя же реабилитировали.

– Валерка, а кто мне молодость вернет и зачеркнет из памяти те восемь с половиной лет?! – не унимался старик.

– Сам пригласил к столу товарища, сам же время теряешь на бесплодные рассуждения, – упрекнул Клима Ивановича Валера и плеснул водки в стаканы. – Давайте выпьем за знакомство.

Я огляделся. Вокруг вагончика лежал всякий строительный материал: арматура, швеллера, проволока, какие-то мешки, сварочные аппараты.

– Я так понимаю, – осмелился проговорить я, – вы же этот памятник и ваяете тут.

– Правильно, ваяем, – отозвался Валера. – А также и охраняем, чтобы народ на сувениры не растащил.

– Ничего не понимаю, – промямлил я в растерянности.

– А что тут понимать, – запальчиво сказал старик, – кино тут снимают. А памятник – это реквизит. Декорации так сказать.

– Теперь понятно, – обрадовался я. – А как фильм-то называется?

– «Восхождение на Фудзияму», – ответил Валера и добавил: – Чингиза Айтматова читал? Есть у него такая повесть.

Я отрицательно покачал головой.

– «Повести гор и степей» читал – понравилось. «Белый пароход» тоже читал. Даже плакал в конце, – признался я. – А вот «Восхождение на Фудзияму» не читал. Это что, про Японию? А при чем тут Сталин?

– Эх, темнота! – рассмеялся Валера. – Я – работяга и то знаю сюжет. Там про то, как собираются на горе бывшие одноклассники. Прошло уже много лет с тех пор, как они покинули школу. Впятером ушли на фронт. Воевали вместе. Один из них, самый талантливый, Сабыр, писал стихи, был редактором военной газеты. И однажды он написал поэму об ужасах войны и прочел ее своим друзьям-одноклассникам. Они посоветовали Сабыру никому не показывать свое сочинение, потому что его могли обвинить в трусости и непатриотичности. А наутро Сабыра увезли люди из спецорганов – кто-то доложил о его поэме. А кто знал о его творении? Правильно, только друзья. Значит, кто-то из них и заложил товарища. Ну вот, встречаются они на горе спустя много лет. С женами, все достигли каких-то высот, а мыслишка, что кто-то из них предатель, не дает им покоя. Сабыра-то уже выпустили, реабилитировали. Но он со старыми приятелями и видеться не хочет. Они пытаются ему помочь, пристроить куда-нибудь на работу. А Сабыр отказывается. Ничего ему уже в жизни не надо, разочаровался. Пьет горькую. Короче, разругались товарищи на горе и между собой и между женами, напились и давай камни с горы спускать, как в детстве бывало. А наутро узнают, что одним из камней убило молодую женщину. А что дальше было, в книге прочитаешь или кино наше посмотришь. Кстати, слышал о Болоте Шамшиеве? Так вот он этот фильм и снимает.

Клим Иванович, сняв пробу из котелка, налил похлебку в железные миски и поставил на стол.

– А при чем тут Сталин? – спросил я.

Клим Иванович дернулся и зло посмотрел на меня.

– А кто их сделал предателями? – прошипел он. – Кто загубил молодой талант? Сабыр, возможно, киргизским Пушкиным мог стать. А стал надломленным человеком. В восемнадцать лет, когда душа переполнена великими порывами, пошел валить лес и хлебать баланду.

– Да уймись ты, Клим Иванович! Парень-то тут при чем? – добродушно улыбнулся Валера. – Тебя как величать? Сергеем? Дело в том, что художник наш, Володя, предложил режиссеру обыграть сцену с метанием камней с горы. Чтобы пошел камнепад и разрушил этот барельеф вождя. Шамшиеву идея понравилась, вот мы и делаем этого Сталина. А народ всякие небылицы плетет. Ты, Серега, прости Клима Ивановича. Зол он очень на «отца народов». Пострадал Клим Иванович за портрет Иосифа Виссарионовича, как и Сабыр, в восемнадцать лет. Талантливым художником мог стать наш Клим Иванович, большие надежды подавал. Портрет вождя кому попало не доверят рисовать. А он, дурак, когда портрет был готов, заорал на всю площадь: «Где Сталина будем вешать?» Его тут же и упекли на «курорт» в Сибирь.

Клим Иванович крякнул, плеснул водку из стакана в рот и неожиданно затянул хриплым голосом:

Я подковой вмерз в санный след,В лед, что я кайлом ковырял,Ведь недаром я десять лет

Протрубил по тем лагерям.

Валера прикрыл глаза и подтянул Климу Ивановичу:

До сих пор в глазах снега наст,До сих пор в ушах шмона гам,Эх, подайте мне ананасИ коньячку еще двести грамм!

Я смотрел на вперившегося в даль Сталина, выглядывающего из склона горы. Его гигантская голова нависала над нами, словно надвигающийся ледокол. А в близком небе плыли облака.