Иная жизнь

А если представить себя на месте ВЦ, в жизненное пространство которой вдруг вторгается без предварительного согласования, без позывных, без пароля, без ответа на запрос «свой — чужой», без карантинной проверки с неизвестными целями чужеродное тело?

Не знаю, как другие, но я бы тут же принял меры для нейтрализации такого вторжения возможными средствами, в том числе и путем срочного воздействия температурой и давлением, начиная с высоты 20 и более километров.

А потом максимальные показатели среды не всегда препятствуют развитию жизни. Например, мы знаем о жизни на больших глубинах в земных океанах, и высокое давление ей не препятствует. Так что лучше не торопиться с выводами.

Космос молчит. Но мы верим, что он населен. И в значительной мере наша вера — это вера отчаявшихся людей, загнанных в угол возрастающими земными заботами. Мы верим, что должна где-то существовать светлая планета (или планеты), обитатели которой живут несравнимо более счастливо, и настанет момент, когда они в конце концов прилетят к нам на Землю, протянут братскую руку помощи, передадут опыт, подтянут до уровня передовых и все изменится в лучшую сторону. Это, пожалуй, вековая мечта человечества. Сегодня ее развивают фантасты, кинематографисты, начинающие уфологи. Их сюжеты — это «внеземные цивилизации», «инопланетяне», «звездные войны». Полеты человечества в Космос еще больше «космизировали» сознание людей.

В наше время даже президенты начинают шутить по этому поводу. Здесь я имею в виду известный каламбур, родившийся во время беседы Р. Рейгана с М. Горбачевым. Речь шла о сближении позиций наших стран, о поисках путей такого сближения. Шутка прозвучала так, что объединение усилий двух стран неминуемо, если вдруг придется отражать нападение инопланетян. Потом эту шутку стали выдавать за серьезный сговор между президентами.

Но сейчас не об этом. Итак, еще раз. Космос молчит. Космический фактор внедрился в общество. Социум ждет и ничего не слышит.

Услышать невозможно, если настроен не на ту волну, и не только из далекого сверхпространства, но и рядом. И я снова, простите мне эту слабость, вспоминаю Высоцкого, который кричал и которого власть предержащие не пожелали услышать.

Как ребенок тянется к соске, так и взрослый стремится к истине. Отчего так дорог Высоцкий? Он дарил нам, страждущим, милостыню.

Он стоял на Российской папертив свой во весь исполинский ростИ, как будто гостинцы на скатерти,сыпал песни за горстью горсть.Пел о том, что у всех наболело,да не каждый может сказать,Пел неистово, рьяно, смелорезал правду-матку в глаза.

Раздавая себя прохожим,зажимая сердце в тиски,уменьшался шагреневой кожейпод размер гробовой доски.На Руси, знать, поэтов тыща.Но беда, она тем и лиха,Что такого нет голосища.И другого такого стиха.

Он истаял. Но бьет набатомзазывающий доброту,Проникающий в каждый атомкрик, сорвавшийся в хрипоту.

Говорят, что юмор — показатель здоровья нации. Выходит, что нация здорова и вполне втягивается в новое миропонимание, если, кроме протокольного юмора президентов, демонстрирует, например, и такое.

Петька: «Василий Иванович, мотор нашел. Что будем делать?»

Василий Иванович: «А давай на ворота подвесим. Пущай открывает».

Петька:

«Василий Иваныч, лезь сюда, подсоби». Запустили мотор. Ворота оторвались и полетели, а на них Василий Иванович и Петька. Радары американцев засекли в небе НЛО. Боевая тревога! Ракетный залп, ракета поражает цель, но НЛO летит. Второй залп, поражение, но НЛО летит. Третий залп.

Петька: «Василий Иванович, мне уже надоело. То открывай ворота, то закрывай, то открывай…»

Или другой анекдот. Прохожий задел девушку ладонью за бедро. Она: «Вы что не смотрите! С Луны, что ли, свалились?» Он: «Да». Она: «То есть как? Инопланетянин?» Он: «Да». Она: «Ой, как интересно! Я давно хотела встретиться с инопланетянами и узнать, как они там размножаются». Он: «А вот так!» И снова задел девушку ладонью за бедро.

Это уже фольклор. Такой же, как и частушка: В небесах фигня летала Неизвестного металла. Много стало в наши дни Неопознанной фигни.

Я и сам пытался шутить: «Каждый должен быть в своей тарелке». «Лучше быть пришельцем, чем проходимцем». Но не всем нравился мой юмор, моя раскованность и моя деятельность в условиях развитого социализма.