Иная жизнь

На палубе с меня содрали шлем гидрокомбинезона, и стал ясен диагноз: разрыв барабанной перепонки правого уха. Неприятно, но не смертельно. Почему же вдруг так получилось?

Я не могу подробно описать, как наглотался воды четырехлетний ребенок в немецком пруду в 1931 году, но механизм второго инцидента 33-летний инструктор подводного спорта объяснить просто обязан. Попробую изложить все лаконично. Изнутри к барабанной перепонке через носоглотку поступал воздух от легочного автомата акваланга. Снаружи через мягкую резину шлема на перепонку с такой же силой давила вода. Но ниже глубины 20 метров эластичности старой резины не хватало. Она, натянувшись, превратилась в жесткую преграду, препятствующую передаче наружного давления воды. Равновесие нарушилось, и барабанную перепонку перфорировало, а по-простому, продырявило изнутри давлением вдыхаемого воздуха, которое возрастало с глубиной. Разницы в две десятых атмосферы для наших чутких ушей вполне достаточно. Мораль: не погружайся в старой экипировке, даже когда нет новой.

Я не знал, как благодарить за мое третье рождение Виктора Фомина, потому что в описанном случае грабли бы не помогли. Глубина места составляла 150 метров.

Потом я еще не раз тонул… в моральном и физическом смысле. У моряковподводников есть такой тост: «За то, чтобы число погружений равнялось количеству всплытий». Так всегда со мной и случалось. Но…

Сейчас я погрузился в проблему НЛО, а всплыть не могу. Не верьте умникам, кто говорит: мы знаем все об НЛО. Они поступают несерьезно. Проблема эта сложна и многослойна.

Но, пожалуй, самой трагичной попыткой наказать меня за прикосновение к божественным тайнам Вселенной было не водное, а сухопутное приключение неудавшееся покушение со стороны религиозных уфофанатов в июне 1994 года. Подробнее об этом речь пойдет ниже. В двух словах: против меня использовали электрошокер. А рядом с киллером, которого, как обычно пишут в официальной прессе, мне удалось обезвредить, обнаружилась емкость с бензином. Замысел был таков: беззвучно в укромном месте парализовать жертву, облить горючим и сжечь. Дабы не шельмовал являющихся с неба «посланцев божьих», ну и чтоб другим неповадно было.

Не без помощи тех же полоумных фанатов мы с женой в том же июне попали в автомобильную катастрофу. Ее невольные свидетели полагали, что из сплюснутой кабины «Жигулей» придется извлекать соответственно сплюснутые тела или их части. Но судьба смилостивилась и на этот раз. Я, сидевший справа, не получил ни царапины, а Алла, управлявшая машиной, отделалась синяками.

Каким же образом поселилась во мне неистребимая тяга к неизведанному, за которую не раз приходилось расплачиваться по-крупному? Истоки этого проследить трудно.

Знаю только одно, что читать научился очень рано, и перед учебой в школе уже перечитал немало взрослых книг. О классическом воспитании в семье «врага народа» не могло быть и речи. Семья (мама, младший брат, бабушка) едва сводила концы с концами. В принципе, я воспитывался сам, посещая, кроме школы, различные кружки в Московском доме пионеров — поэтический, хореографический, изобразительного искусства, и читал, читал все подряд.

Но когда же все-таки в меня вселилось нечто, заставившее бороздить глубины на исследовательской подлодке, нырять в акваланге с заводским номером один, цепляться с кинокамерой за движущийся рыболовный трал, погружаться на остов затонувшего фрегата «Паллада», искать, где в действительности покоится сердце фельдмаршала Кутузова, вторгнуться в необъятную целину проблемы «летающих тарелок»?

Где-то в середине восьмидесятых годов Алла пригласила меня на автобусную экскурсию по булгаковским местам. Тогда вся Москва зачитывалась «Мастером и Маргаритой», рожденным заново журналом «Юность». Место старта — на Неглинной улице, на задворках Малого театра. А первая остановка, как объявила экскурсовод, — у места, где Михаил Афанасьевич Булгаков устроился на свою первую московскую службу. И автобус не спеша выруливает через Сретенский бульвар в Бобров переулок к подъезду № 6 огромного старинного дома, известного москвичам как «дом России». Я заволновался. И повод для этого был основательный. В доме, у которого остановился автобус, я родился. И как раз в подъезде № 6. Мне стало совсем не по себе, когда услышал, что литературная контора, приютившая писателя, размещалась на четвертом этаже. На том же этаже произрастал и я. «Скажите, пожалуйста, а какой был номер у квартиры, где размещался офис Булгакова?» — спросил я и не узнал своего голоса. «Номер шестьдесят четыре». Напряжение пошло на убыль. Я проживал в квартире шестьдесят шесть. Но все равно. Этаж был тот же. Лифт и лестница — те же. То есть можно говорить об общем жизненном пространстве, которое, как полагают некоторые психоаналитики, способно вырабатывать общность психического склада. Именно здесь еще несмышленым мальчишкой я поневоле впитывал неистребимую булгаковскую ауру.