Индейская война в Русской Америке: русско-тлинкитское противоборство (1741-1821)

Беспрестанные столкновения побудили правление колоний пойти на формальное примирение с индейцами по индейским же обычаям – не только взяв аманатов от тлинкитов, но и в свою очередь выдав им заложников со своей стороны. Согласно П. А. Тихменеву, взамен родных племянников “ситкинского тойона” индейцы получили двух мальчиков-креолов: “Передача аманатов была произведена с большими церемониями и торжественностию. Следствием сего было прекращение по крайней мере на некоторое время неприязни и увеличение вымена от колошей пушных товаров.” 123

Вскоре, согласно тлинкитскому же обычаю, заложники мира (quwakan) были возвращены обеими сторонами. Таким образом, в 1818 г. произошло событие чрезвычайной важности – официально был положен конец вражде между русскими и киксади. К сожалению, сведения о том сохранились самые скудные. Однако, за прошедшие годы в войну были вовлечены и другие кланы, которые не считали себя обязанными следовать примеру ситкинцев. С ними, похоже, подобной формальной договорённости не заключалось. Поэтому даже официальное примирение с киксади не сразу принесло мир в страну тлинкитов и даже на саму Ситку.

Положение казалось иногда столь безысходным, что главный правитель С. И. Яновский даже представил руководству Компании проект перемещения правления колоний обратно на Кадьяк, с тем, чтобы оставить в Ново-Архангельске лишь гарнизон в 50 человек “под управлением надёжного начальника”. Среди прочих доводов в пользу этого плана не последнее место занимала и угроза со стороны индейцев: “Соседство колошей представляет большие опасности для заселения, так как они имеют оружия более, чем русские, и воздвигнутое ими укрепление вооружено десятью орудиями.” 124

Обсуждение этого замысла продолжалось до самого 1832 г., когда и была окончательно решена судьба Ново-Архангельска, как столицы Русской Америки. Доводы сторонников перемещения были достаточно вескими – по крайней мере в том, что касалось “индейской угрозы”. По словам К. Т. Хлебникова, “колоши после поражения их… остались всегдашними для нас врагами. Меры кротости, снисхождения и одолжения, ныне со стороны колониального начальства в обращении с ними употребляемые, воздерживают их от явной вражды; но сердце их, наполненное мщением, жаждет открыть только удобный к тому случай. Доныне отличные из них, пресыщаясь угощениями, твердят, что не намерены делать зла; но при первом каком-либо неудовльствии или ссоре… хватаются за ружьё и кинжалы… они столь умны, что никогда не начинают открыто действия; хотя несколько раз случалось, что при малейших случаях, вооружась, скрывались за корни дерев и кусты [вокруг крепости] и ожидали последствий 125

… Злейшие из них каждогодно занимаются планами о нападении на крепость… Они твердят, что мы заняли места, где жили их предки, лишили их выгод от промысла зверей, пользуемся в лучших местах рыбной ловлей.” 126

Однако, старая вражда хоть медленно, но уходила в прошлое. Спустя десять лет после отставки и смерти А. А. Баранова и официального примирения с киксади, известный путешественник Ф. П. Литке отмечал, что теперь колоши стали “совсем не те”, что были во времена Александра Андреевича: “Тогда невооружённому из-под пушек крепости опасно было удаляться; убийства без всякого повода были обыкновенны; теперь о них совсем не слышно, обитатели Ново-Архангельска без всякой опасности поодиночке ходят по всем окрестностям… Колоши всё более и более привыкают к новым нуждам, которым научились от русских… табак, картофель, даже хлеб весьма им нравятся. Тайоны щеголяют в мундирах последнего покроя и непременно хотят видеть на своих жёнах хотя кусок чего-нибудь русского… Связи русских с колошенками и новое от них поколение – также повод, ежедневно усиливающийся, к сближению обоих сторон.” 127 Однако, при всём том, в Ново-Архангельске никогда не забывали тщательно выставлять караулы и, из предосторожности, отбирать ружья у приезжих тлинкитов. Число гостящих в крепости индейцев, а особенно тойонов, строго учитывалось каждый день обходным караулов. “В крепости и по судам, – отмечал К. Т. Хлебников, – пушки всегда заряжены картечью и осматриваются каждонедельно. Люди, отправляемые в лес и в Озёрский редут, обыкновенно ездят с заряженными ружьями… всякий знает, что мы имеем таких неприятелей, которые всякую минуту смотрят, нет ли у нас какой оплошности, и буде случится, тогда можем погибнуть все.” 128