То есть я могу влезть в тело любого животного. Я думаю, что даже в насекомое. Правда, ни разу не пробовал и не испытываю желания. Как представлю, что надо влезть в комара, так оторопь берет. А вдруг мой дух не поместится в таком мизерном объеме? Зато во всяких крокодилов, львов и лошадей — всегда пожалуйста. Даже в рыб пробовал.
Незабываемые ощущения. Как красив подводный мир! Пока не сожрут, естественно.
А вот в растения вселяться не получается, потому что нечем управлять. И в гуманоидов тоже влезть нельзя. Странно и непонятно, но это так.
Когда мое тело убили, дух устремился ввысь, и я оказался не в свободном пространстве, а в теле вонючего грифа, сидевшего на невысоком утесе как раз над площадкой, где аборигены разделывали кремневыми ножами мое несчастное тело. Как это получилось, я не понимаю до сих пор. Видимо, дух выстрелил из тела резко и сильно, а гриф просто попался на пути.
Как бы там ни было, но я взглянул на мир новыми глазами. Каким-то образом мой дух придавил птичье естество и лишил грифа возможности управлять телом. Единственные чувства, которые остались от прежнего хозяина, — это голод и вожделение, испытываемое к мясу, которого внизу было навалом.
Я попытался выйти из вновь приобретенного тела, и у меня это с легкостью получилось. Гриф от неожиданности свалился с утеса и брякнулся на землю в тридцати шагах от занятых делом каннибалов. Несколько особей вскочили и побежали к нему с явно плотоядными намерениями. Но гриф вовремя очухался, совершил короткий разгон и, взлетев в воздух, принялся нарезать круги над стойбищем. Он хрипло и гневно клекотал, проклиная аборигенов и скорее всего меня.
Я же времени даром не терял. Осознав свои новые возможности и испытывая к вождю крайнее нерасположение, я попытался влезть в его тело и подчинить себе. Не тут-то было. Ничего из этого не получилось.
Я был внутри него, видел каждый его орган, но с разумом ничего поделать не мог. Я находился в нем, но он этого абсолютно не замечал. Мне пришлось посетить тела нескольких его соплеменников, чтобы догадаться о том, что мой дух не имеет способности управлять людьми.
Впоследствии я пытался вселяться в титанов, и у меня также ничего не получилось, из чего возник вывод — мой гуманоидный дух с другими гуманоидами может сосуществовать только в раздельном состоянии. А вот с индами это правило не работает. Наверное, потому, что к гуманоидам они никакого отношения не имеют. Хотя, если честно, каждое правило может содержать исключение.
Но с вождем нужно было что-то сделать. Причем непременно. Ведь именно по его приказу меня, мирного задожуйца, лишили жизни! Более того, этот мерзавец, облизываясь, руководил разделкой филейных частей моего тела!
Мне захотелось догнать грифа, вселиться в него и, спикировав вниз, воткнуть клюв в череп вождя. Смерть повторно мне уже не грозила, и потому бой должен был стать выигрышным в любом случае.
Но, поднявшись, я решил оставить летающую вонючку в покое. В нескольких километрах южнее я заметил группу пасущихся носорогов. Это была удача! Я вселился в самого крупного из них. Его рог был длиной полметра минимум.
Подчинив эту тушу своей воле, я попробовал управление. Носорог двигался безукоризненно. Было в нем что-то от современного тяжелого танка, только управлялся он значительно легче. Создавалось впечатление, что я сижу в бронированной машине, которая движется на резиновых колесах. Носорог трусцой направился в сторону стойбища, а меня переполнило чувство ожидания приближавшегося справедливого возмездия.
Разогнавшись как следует, носорог влетел в стойбище и с диким ревом ворвался в толпу каннибалов. Пока я поймал в прицелы глаз удиравшую задницу вождя, пришлось затоптать десяток дикарей. Но их совсем не было жалко, поскольку я понимал, что после смерти вождя любой из них мог занять его место и приняться творить те же грязные дела (наверное, по причине своей необразованности).
Воткнувшись с разгона рогом в спину своему недругу, я немного не рассчитал скорость и впечатался в толстое дерево. Вождь сдох сразу, потому что находился как раз между рогом и деревом. Носорог застрял крепко и освободиться не смог. Обратив внимание на подбегавшую толпу, состоявшую из дикарей, вооруженных дубинами и каменными топорами, я покинул носорога и увидел сверху, как аборигены принялись делать из него бифштекс. Вот его-то как раз и было жалко. Но, с другой стороны, он выполнил почетную и благородную миссию. Свое тело носорог предоставил в качестве пищи. Может быть, это научило дикарей не есть себе подобных? А даже если и не научило, то хотя бы обеспечило племя продовольствием на долгий срок, в течение которого им не пришлось варить в котле других людей. А как доели носорога, тогда и мои засоленные конечности пригодились. Тоже, кстати, питательно.
Аэк остановился на опушке. Перед ним находилось стойбище. Оно было обнесено частоколом из бревен, заостренных кверху. Над стойбищем поднимались струйки дыма. Видимо, женщины готовили завтрак.