Инфер-3

Я невольно взглянул на стену деревьев, что вместе с подступающей ночью скрывали от меня гору Олимп, которая в свою очередь накрыла своей жопой мою малую родину. Я гоблин рожденный на Окраине, что пригодился своему миру и был с грустью высран им в большой мир.

Дерьмовая ностальгия?

Нет. Это все Ссака с ее кучей записей. Едва очухавшаяся наемница, продолжая лежать, вся залитая медицинским клеем, замотанная бинтами, уже занималась своим покалеченным экзом, извиваясь потихоньку рядом с ним и вымывая из него кровь смоченными тряпками. Учитывая, что из одежды на ней были только те самые удобные трусы и бинты, можно быть уверенным, что никто из едущих в прицепе гоблинами не любовался природными видами — все они пялились на крепкую жопу наемницы. И не только на жопу. И ладно бы Ссака все это делала молча. Хотя она много не говорила… но она врубила еще несколько записей сдохшего под водой сурверского воина. Слова мертвеца заставили прислушаться к себе многих. И даже меня зацепило самым краем. Он оказался не так глуп этот Даттон, любитель юных смуглых жоп. Как раз сейчас ночной галдеж джунглей перекрывала собой еще одна из его записей. Потеющие у костров туземцы жадно внимали иноземной мудрости. Остатки сурверов удивленно таращились друг на друга и задумчиво перешептывались — они то знали Даттона.

- Даттон здесь! Я снова в эфире! Запись тайная! В смысле — только для себя. Я чуток «принял на грудь» россогорской водки. Странные эти наши россогорские предки… принимают на грудь штанги, водку и пули… Но сегодня я не о них. Короче… не знаю, как и сказать. Меня аж на части рвет. Но я держусь — ведь я сурвер! Кредо сурвера — выжить! Кредо сурвера — быть сильным! Но я все же человек и потому я мыслю. Сука! Дерьмо! Лучше бы я был обезьяной мутантом — жри себе кровавые кокосы, сри на головы двухголовых тараканов и любуйся багровой постатомной луной. Романтика! Короче… Или я уже это говорил? Да и плевать. В общем… водки я выпил на самом деле много. Водки чистой, не смешивая. Угостил меня один из рода Якобс — я к ним с уважением, ну и они носы не задирают, хотя и Великая семья. Древний богатый род… Мы присели на шестом уровне, там, где собираются по утрам работяги и рубятся в нарды на деньги разные наши придурки. Я и Джинк Якобс. А он мужик умный. И настоящий сурвер. Мы с ним вместе были на одной из наших типа конференций для всех желающих развиваться. И там основной темой было бункерное выживание — четко по нашей схеме. Большую часть я втихаря продрых, приткнувшись за бюстом одного из предков. Или это памятник, если высотой в метра полтора? Но часть все же услышал. И меня так неплохо зацепило — ведь про нас говорят, нас хвалят. Вот молодцы наши предки, что всю мудрость нам передали. И мол только благодаря им теперь и мы живы. И однажды мы покинем Хуракан — когда придет время и наверху станет не так опасно.

Выжившие во всех наших передрягах сурверы закивали, подтверждая все слова покойного Даттона. Они уже знали, как именно он погиб и что было целью его похода наружу, но это не мешало им впитывать каждый издаваемый им звук, будь то пердеж, икание или мудрое изречение.

- Те, кто там выступал, говорили о том, что наши предки невероятно эти… про… прозорливые. Они мол заранее знали, что грядет конец и мира и надо вовремя спрятаться. И они сделали все, что требовалось — нашли подходящее место, построили Хуракан, куда и спустились с семьями. Так они спаслись — сидя в безопасности глубоко под землей. Да… после того собрания я выцепил Джинка и предложил выпить. Он не отказал, хотя лицо у него было не особо радостным. И вот после где-то четвертой стопки — а пили как положено, залпом, не смешивая, не цедя, не грея и полной на стол не опуская — мы же сурверы боевые, а не девки с их коктейльчиками… о чем это я? А! После четвертой он зло так рявкнул — поздно сука нам выходить! Поздно! Я ему такой в ответ — нам с тобой? Да мы еще не старые говорю, я мол вот чую что еще лет пятьдесят проживу влегкую.

При этих словах сурверы с укором посмотрели на меня, а затем на вскрытый экз Ссаки, в чьем нутре упорно ковырялась вооруженная тряпкой рука Ссаки. А дохлый Даттон продолжал говорить: