Инферно (тетралогия)

Бензинчик ни одной твари не нравится, это как святая вода. Вот Гомер рассказывал, что совсем раньше чертей особой водой гоняли. Специально ее изготовляли, на серебре настаивали, молитвами насыщали. А потом додумались, как приготовлять гораздо более сильную святую воду. Бензин — это тоже святая вода, сгущенный сок солнца, недаром он горит, и всякая погань от него бежит, и погибает, растворяясь в его бешеном пламени. Запах бензина — это и есть запах света, запах Солнца.

Ладно, пора.

— Жопа, — сказал я и стал ждать.

Они показались разом, вдруг, вывалились из тьмы, вступили в свет, окунув меня в смрад давно сгинувшего мяса. Тоннель широкий, это помешает — могут накинуться стадом.

Первая троица.

У заглавного, идущего первым, в руках блестел… Не знаю, как это называлось, механический молоток с безнадежно погнутым штырем. Я убрал небольшие топорики за пояс, достал из-за плеча старшего брата, двуручный, дровосекский.

Теперь они меня не только чуяли, но и видели. Передний сорвался, зашипел, кинулся на меня. Началось. Я сделал несколько шагов вперед, размахнулся и, точно рассчитав движение, ударил молотобойца. В башку, чуть наискось получилось.

Почти сразу не повезло — череп у шахтера оказался крепкий. Лезвие пробило каску и заклинилось прямо в башке. А сам мрец не остановился, продолжал на меня наступать, видимо, шахтерские мрецы отличались повышенной устойчивостью, прекрасная новость. Как все-таки легко было с огнестрелом, раз — и все. Я успел выхватить короткий топорик и почти без размаха, сбоку, в колено.

Этот метод себя вполне оправдал, как всегда, колени и локти — самые уязвимые места у человека, даже если он давно мертв. У шахтера имелся наколенник, он не отвалился за все время его мертвости, пришлось бить сбоку. Колено подломилось, и молоточник упал, я отпрыгнул назад и ударил второго, кинувшегося на меня, только на этот раз в голень.

Третий запнулся за первых двух, упал и весьма неудачно подставил мне затылок. На все это ушло, наверное, полминуты, тот, кто получил в затылок, замер, двое других копошились. Шахтер с топором в черепе умудрился подняться аж на одной ноге, я изловчился, схватил за длинную рукоять топора и уронил мреца на рельс. А сверху уже коротким топориком отполировал. После чего уперся ногой в шахтерскую спину, дернул.

Лесорубский топор оказался у меня. Кстати — в свет вступили другие, на этот раз низкорослые и малоразмерные, мне по плечо. Но пошустрее предыдущих, поспешили ко мне, без всяких инструментов, клацая зубами.

Я люблю мрецов. За их тупость и предсказуемость. Они всегда только нападают, торопятся тебя сожрать. И никогда не защищаются, не берегут себя, тот, кто давно сдох, жизнь не ценит, ни свою, ни чужую. Это очень удобно, так что иногда аж неинтересно. С малорослыми шахтерами я очень удачно расправился, места много, лесорубский топор оказался весьма удобной штукой — шлеп — и нету. Все равно как поленья рубить, конечно, много не намахаешься, плечи начинают болеть, но это плечи.

Показались еще двое.

Опасный. Сдох, но сохранился неплохо. И к своему состоянию уже привык, двигаться научился, не жрал давно. Мрецы, они долго не жрать могут. Впадают в спячку, стоят, поджидают, пока поблизости движуха не пойдет, как пауки. А как воздух встрепенется, так они тут как тут, голодные. На меня почти побежал. Перескочил через кучу дохлых товарищей…

Я встретил его ударом длинного топора. Размашистым и сокрушительным, наверное, чуть более сокрушительным, чем следовало — рукоять сломалась, лезвие отскочило в темноту, мрец задрал руки, словно хотел меня прибить невидимым камнем, и я вогнал ему в грудь острый деревянный обломок. Этого хватило, опасный свалился на колени, упал мордой в рельсы.

Осталось два топора. Погань повалила, считать я ее не стал, какие-то не очень могучие твари, с недостатками, рук в основном не хватало, и в движениях что-то было косое, рост ниже среднего, меня ниже. С ними я справился легко, одной рукой. Слева снизу, от пояса направо вверх, и полетела челюсть или голова, от такого удара нормальному человеку трудно увернуться, а эти вообще уворачиваться не спешили, раз-два, и путь свободен. Только топорик потерял, он застрял в ребрах у полугнома, выдернуть не успел — гном скрылся.

Оставался один топорик.

И два мреца. Они показались через минуту. Самый, пожалуй, страшный из сегодняшних, прогнивший, с распухшими руками, он спешил ко мне, заплывшие бельмами глаза поблескивали желтым. Медленно как-то они торопились, упыри беззаветные, очень медленно. Я отметил, что события не развиваются, а вываливаются, выползают, как каша из опрокинутого котелка, еле-еле, наверное, это из-за темноты, очень восприятие искажает.

Второй опасности не представлял, мне показалось, что он вообще был одноногий, передвигался, опираясь на стену, подпрыгивал корпусом, брякал головой в провисшие кабели, урод, стоило заняться первым. Непривычно высоким для шахтера, два метра, с ломом, сжимаемым в громоздких кулаках, наверное, он с этим ломом и умер. Как умер, так и ходит теперь, что лом, что человек, теперь одно и то же.