Осень постепенно вступала в свои права, стирая летнее тепло яркими красками падающих листьев на фоне серого неба. Снежные вершины гор пронзали облака, впиваясь острыми гранями и разрывая плотный воздух. Дни становились короче, ночи холоднее, а количество дел только увеличивалось. До появления первых холодов нужно было успеть многое, а после напастей, уничтоживших запасы зерна и попортивших виноградники, тем более. Неведомо откуда появившаяся стая воронов не пролетела бесследно: за ночь были уничтожены все созревшие и недозрелые фрукты, выклеваны ягоды — весь урожай, который еще не успели собрать, превратился в объедки после пира пресыщенных господ, которые надкусывают, пробуют, не прожевывая выплевывают еду исключительно удовольствия плоти для. Наутро ничего кроме раскорчеванных полей и разбросанных ошметков в садах не напоминало о воронах. Ни одного. Нигде. Объяснений не нашлось даже у старожилов. Лишь Старуха Игиль, найдя свободные уши, возвещала о наказании за грехи, о расплате за доброту, проявленную неблагодарным людям, но ее никто не слушал. Впрочем, как всегда. Все искали рациональное объяснение. В их мире не было места неизведанному и уж тем более чему-то потустороннему, иррациональному. Они верили только в то, что видели и могли пощупать. Даже существование императора порой вызывало недоверие, дескать, мы его не видели, кто знает, есть он или это выдумки? И во всем этом не было бы ничего странного, если бы те же люди не посещали по пятницам храм и не уповали в делах своих на Создателя.
Последнее время жизнь в деревне стала нелегкой, но сплоченность и поддержка друг друга позволяла деревенским не опускать руки. Они вместе восстановили амбары после пожара, вместе собирали погибший урожай в надежде обнаружить среди плевел хоть пару зерен, которые можно будет отложить на зиму. Все эти годы деревня спокойно обходилась сама по себе, не контактируя с городами и тем более столицей за редким исключением, что создавало иллюзию самостоятельности и независимости. Жители сами обеспечивали себя пищей, одеждой, необходимыми инструментами и материалами. Из города к ним привозили разве что летописи о событиях последних дней, да указы имперские и раз в несколько месяцев Йофас ездил за материалами и инструментами для кузницы, продавая новые кованные изделия. Говорят, когда-то он был первым кузнецом империи и половина императорской стражи до сих пор ходит в доспехах, выкованных Йофасом, и носит мечи его производства. Но два десятка лет назад по неизвестной никому причине он покинул столицу, по одной из версий, из-за болезни жены, по другой, впав в немилость императора, и приехал в Азрет, в самую дальнюю деревню империи. На нейтральные территории, куда не дотянулась бы рука Патани. Как-то Мосс, рассказывая об этом, обмолвился, что император ни за что бы не отпустил своего кузнеца, не будь тогда занят страшными проблемами империи. Но дальше этого разговоры не заходили. Иногда Йофас выбирался в Пар-Ис, но возвращался оттуда мрачнее тучи — хотя не сказать, что в остальные дни он был сама приветливость, — но возвращаясь из столицы, он несколько дней ходил угрюмый и злой. Но никто не знал, с чем это связано. И когда снова возникла нужда отправиться в Пар-Ис, он отправил Луйса, чем удивил всех. За столько лет он ни разу не взял с собой Ишаса, уже не говоря о том, чтобы отпустить того одного. А тут отправил незнакомца, проработавшего всего ничего. Ида помнит, как в один из дней отец ворчал, что не вернется этот помощничек, давно уже сбежал с деньгами в другую деревню. Но Йофас был непреклонен. Ишас старался этой темы избегать, даже с Идой не захотел обсудить. Она уверена, что его очень ранило это решение Йофаса, хоть Ишас отшутился и не показал своих чувств. «Я наоборот рад, что не пришлось тащиться в такую даль».
Ида всегда знала, когда Ишас лжет. Но в этот раз она тоже солгала, когда сделала вид, что поверила.
— Ты сегодня не идешь в храм? — словно невзначай спросил Ишас.
— Нет, я попросилась помочь на поле.
— Да, было б чему помогать, все выклевали и попортили. Никогда не видел ничего подобного! Ощущение, словно не стая воронов пролетела, а… кстати, я не спросил, как ты себя чувствуешь? — не стал ходить вокруг да около Ишас и спросил напрямую.
— Я в порядке, — отмахнулась Ида.
— Ты поняла, о чем я, — Ишас взял ее за руку и требовательно посмотрел в глаза.
— Да, поняла, — Ида потупила взгляд, — мне уже несколько дней ничего не снится, я иногда даже забываю, что было что-то такое, начинает казаться, что сошла с ума и все придумала. — Ида не соврала Ишасу, когда сказала, что уже не просыпается в ужасе. Ее правда больше не мучили кошмары, из-за которых она боялась сомкнуть глаза. Ни холодного пота, ни дрожи, ни колотящегося в страхе сердца.
— Ида, ты не могла, — хмыкнул Ишас, но не договорил.
— Как знать, как знать, ты не можешь точно сказать, сошла я с ума или нет, — грустно вздохнула Ида и высвободила руку.
— Да, зато точно могу сказать, что до такого сама ты бы не додумалась, — довольная улыбка на лице Ишаса расплылась.