Ладно, сам виноват. Прислушиваюсь к песне — вроде бы последний куплет — и направляюсь к цели, чувствуя, как ко мне прикипели десятки заинтересованных взоров. Щеки начинают гореть, сердце бешено колотится где-то в горле. Яся, заметив мое продвижение, наклоняется и что-то коротко шепчет Томе на ушко. Звучат последние ноты, и мы встречаемся глазами. Делаю два последних шага и, приподняв руки, говорю самые важные слова:
— Я был неправ, извини.
Кружимся в медляке под хрипловато-чувственный голос Джо Дассена. Вокруг танцуют «по-пионерски»: у девушек руки вздернуты, как у богомола, локти надежно разделяют обоих, а ладони на плечах фиксируют партнера на приемлемой дистанции. Впрочем, есть и исключения: некоторые пары слиплись между собой так, что хочется смущенно отвести взор, дабы не мешать людям заниматься важным для обоих делом. Я же по привычке встал в позицию с откинутой вбок одной рукой и второй ладонью на талии партнерши, и теперь мы собираем недоуменные взгляды соседних пар.
— Кстати, я нашел решение своей проблемы. — Чуть запрокинув голову, безуспешно пытаюсь добиться того, чтобы наши глаза были на одной линии. — Обещаю вырасти к осени. Буду выше тебя… если без каблуков.
Легко такое говорить, помня, как за лето перед девятым классом рванул на двенадцать сантиметров.
— Не выше, а длиннее, — усмехнулась Тома.
— Томочка, у нас экзамен по геометрии в этом году, а ты до сих пор не запомнила, что если в высоту — то выше. Длиннее — это если мы оба ляжем.
— Никуда мы ложиться не будем. — Щеки девушки слегка потемнели. Подумав, добавила спокойнее: — И все равно длиннее!
— Ладно, согласен. Готов перейти на неевклидову геометрию. Первый пункт аксиоматики — я буду длиннее тебя по всем осям. Видишь, как легко договориться со мной по наиболее важным для тебя вопросам?
Медленный танец, к моему огромному сожалению, быстро закончился, и грянула энергичная «Санта Эсмеральда». Девчонки, собравшись в кружок, подпевали веселым хором. Я смело затесался в их ряды и старался наработать прихваченное умение. Хип-хоп и поппинг я признал слишком революционными и отложил на будущее, а вот встраивание элементов шаффла в полотно школьной дискотеки мне показалось вполне уместным. Даже с учетом моей неловкости что-то начинает уже получаться — невесомо скольжу над полом лунатической походкой, ощущая себя в перекрестье заинтересованных взоров.
— Что-то ты здорово разошелся, Дюш, — задорно бросает Женька в лихом развороте.
— Легко на сердце от песни веселой, — парирую я, подмигнув.
И правда легко. Очень.
ГЛАВА 6
Хозяин этого кабинета настолько скромен, что во внутреннем телефонном справочнике ЦК КПСС он — единственный, чья фамилия не печатается. Простая строчка «зав. сектором органов КГБ» в разделе отдела административных органов ЦК КПСС — и все. А вот власть у него — колоссальная. Именно он принимает окончательное решение о кадровых назначениях в Конторе, визируя или не визируя, такое тоже случалось, решения Андропова. Сюда, в этот кабинет, руководители управлений и служб КГБ обязаны дублировать все важные сообщения и особенно
И не важно, что председатель КГБ входит в Политбюро и неоднократно проверен на преданность и партии, и Генеральному секретарю. Не важно, что он обложен замами, Цвигуном и Циневым, преданными лично Брежневу. В системе есть еще один важный противовес, который бдит, выслеживая малейшие признаки бонапартизма и нелояльности.
За полчаса до конца рабочего дня в этом кабинете раздался звонок секретарши:
— Николай Ефимович, к вам офицер фельдсвязи.
— Пусть заходит, — бросил он в трубку и привычно убрал документы в папку.
Тяжелая дубовая дверь приоткрылась, и на пороге возник знакомый подполковник с оливковой сумкой-баулом в левой руке.
— Здравия желаю, товарищ генерал-лейтенант, — четко откозырял он.
— Проходи давай. Что там у тебя в «Феде» для меня?
— Пакет из шестерки ОТУ, — доложил, сдержанно улыбнувшись, фельдъегерь и достал из «вечной» сумки светло-зеленый конверт.
Николай Ефимович неторопливо проверил целостность, прочел квитанцию, хмыкнув на метке «срочно», поставил время и расписался.
Когда за визитером закрылась дверь, он еще немного посверлил взглядом лежащую на столешнице доставку, но так и не смог придумать причину, по которой служба перлюстрации использовала столь необычную для нее пометку «срочно». Как назло, в голову лезло только что-то непотребное из анекдотов про Штирлица. Еще раз невнятно хмыкнув, Николай Ефимович аккуратно отстриг ножницами край конверта, извлек вложение и, развернув первый лист, прочел.