Информация. Собственность. Интернет. Традиция и новеллы в современном праве

Развитие электронно-вычислительной техники сопровождалось бурным ростом научного и общественного интереса к общефилософским и гуманитарным вопросам, связанным с использованием информационных технологий. Достаточно быстро стало очевидным, что информация как предмет научного исследования не может быть сведена к относительно краткому набору описаний и дефиниций. Одновременно расширилось и понятие информации: теперь информация характеризовала не только формальную структуру технологической обработки разнообразного содержания, но и всю совокупность коммуникативных явлений в области науки.

С точки зрения истории культуры и философии любопытно отметить довольно распространенную тенденцию, которая заключается в универсализации понятия "информация" вплоть до наделения его свойствами "универсальной субстанции"13

. В конечном итоге сформировался целый ряд несовпадающих представлений философского плана на то, что же может составлять содержание понятия "информация".

Во-первых, "нигилистическая" теория отрицает существование некоей "информации" вообще. Информация воспринимается как условное обозначение чего-то, что не может быть воспринято органами чувств или зафиксировано научной аппаратурой.

Во-вторых, концепция "инобытия" информации основана на предположении, что информация существует, но не в нашем физическом мире (где мы можем лишь наблюдать ее отдельные проявления). Такая концепция достаточно "логично" объясняет так называемые паранормальные явления человеческой психики, но идет вразрез с общепринятой научной картиной мира.

В-третьих, допускается возможность существования "чистой" информации, без какой-либо специфической формы ее представления, что наиболее близко теологической картине мира.

В-четвертых, информация может быть рассмотрена как одно из "сущностных проявлений материи", которое в принципе может быть предметом научного исследования наряду с "прочими" материальными объектами.

В-пятых, существует мнение о "первичности" информации по сравнению со "вторичной" материей, при этом фактически весь мир состоит из одной информации в различных ее проявлениях.

В-шестых, "субъективистское" представление об информации допускает ее существование лишь как субъективную реальность, исключительно в представлении мыслящего субъекта. Перечень "концепций" можно продолжить или использовать иную классификацию. Суть дела от этого не меняется. Конечно, философия не устанавливает каких-либо преград или запретов на выдвижение самых смелых гипотез, она только требует обоснования, необходимого и достаточного, если пользоваться общепринятой терминологией. Общим недостатком попыток придать информации "философский смысл" является перенос на информацию признаков и качеств, приписываемых ранее материи, духовным процессам и т. п., т. е. тому или иному началу, принимаемому за точку отсчета при построении метафизических (по своему смыслу или претендующих быть таковыми) концепций. Другой стратегией является "тестирование" информации (к сожалению, некритическое) на предмет ее соответствия классическому философскому понятийному инструментарию, включающему дихотомию субъекта и объекта, материи и духа, трансценденции и имманентности и т. п. Авторами подобных гипотез не учитывается тот факт, что философия, какой бы культурный "имидж" она себе ни присвоила, не менее прочих феноменов человеческой культуры подвержена эволюции, в общем и целом необратимой. Многовековая история философских понятий (как, впрочем, и понятийного аппарата других наук) никак не может являться доказательством их абсолютной, т. е. вневременной истинности. По всей видимости, философии придется смириться с тем, что соответствовать требованиям эпохи нельзя только лишь при помощи механического перенесения теоретических достижений великих умов прошлого на явления современной культуры.

Любопытно, что идея об универсальной применимости теории информации оказалась соблазнительной не только для философов, но и для представителей биологии, социологии, психологии, экономики и других наук.

Охладить их пыл пытался уже К. Шеннон, который в кратком предисловии к "Трудам по теории информации", броско озаглавленном "Праздничный экипаж" (Bandwagon), написал фразу, вынесенную в эпиграф к настоящему разделу14. Шеннон, конечно же, верил, и притом безгранично, в правоту своей теории, однако, будучи честным (а не только знаменитым) ученым, он предостерегал современников от поспешных выводов и необоснованной экстраполяции, какими бы побуждениями они ни были вызваны.