Информация

Впоследствии Ричард не раз задавался вопросом, как далеко могла зайти Джина. И он без труда мог представить Джину у бассейна в компании сценариста, зарабатывающего по пять миллионов фунтов стерлингов за сценарий. Вот она в окрестностях какого-нибудь замка гуляет под руку с чревоугодником-франкофилом, скрывается в тайном убежище с писателем-призраком, тем самым, который здесь и которого здесь нет, кто числится среди живых и кого среди них нет. Или благоговейно следует за электрической инвалидной коляской парализованного астрофизика. По правде говоря, Ричарду следовало жениться на ней в тот самый день, когда она приехала к нему из Ноттингема. Что его удержало? Ему казалось, что Джина слишком прозаична и не сможет быть его музой? Как-то раз, еще в ту далекую пору, они сидели вечером у Гвина: Гвин с Гильдой и Ричард с Джиной. Макароны и семейная бутылка красного вина. Тогда Гвин был книжным обозревателем-неудачником. Скромная еда, женский шепоток с его придыханием и смешками. Ричарду в его замызганном галстуке казалось, что он заслуживает большего. И он оставил мягкие игрушки Джины ради адского будуара Доминики-Луизы. Но он продолжал приходить к Джине. Ее романы с другими писателями — это было похоже на хитрость, но, может быть, она пошла на это лишь от отчаяния? Казалось, она хочет сказать: «Смотри, на что ты меня толкаешь». Она словно говорила: «А почему бы и нет? Почему нет?» Но при этом Джина давала ему шанс обойти всех соперников. И он этим шансом воспользовался.

Однажды утром Ричард задержался в больнице и довольно долго смотрел на капельницу, подсоединенную к безжизненной руке Доминики-Луизы, а потом помчался к Джине. Он стоял там, сложив руки на груди, и ждал, пока один из самых многообещающих молодых сценаристов Британии укладывает свою электрическую зубную щетку в свой металлический кейс. Потом молодой сценарист вышел, закрыв за собой дверь навсегда, а Ричард сказал: «Давай поженимся», и Джина расплакалась.

Ричард думал, что слезы — это чисто женский репертуар. Но ведь он и сам расплакался, когда узнал, что его книгу приняли в издательстве «Болд адженда»… Это не имеет никакого отношения к драматургам, но Ричарда по-прежнему удивляла склонность женщин к театральным эффектам. Женщин слишком захватывают чувства, и они, по-видимому, нуждаются в помощи, чтобы вырваться из театра. Но мужчины тоже пользуются театральными эффектами, когда это им необходимо, но их чувства слабее. Женщинам нравится разнообразие, как в фасонах брюк, которые они носят. Мужчины же посещают одну актерскую школу, где изучают единственный метод — хладнокровие. Такие они — мужчины. Хладнокровные лицедеи.

— Так, значит, Одра Кристенберри будет играть Кончиту?

— Она очень талантливая актриса. Такая органика. Такая живость, — Гвин кивал, обдумывая это. — Да. Я уверен, она отлично справится.

— Ей придется подобрать свои сиськи. — Ричард был не в состоянии изображать хладнокровие. Ему все труднее было оставаться хладнокровным. Но чем, кроме хладнокровия, он еще мог воспользоваться?

— Подобрать?

— Именно — подобрать. Вынуть имплантаты.

— Я не понимаю.

— В книге у Кончиты плоская грудь, верно? Почти мужская.

— Не мужская. Просто не слишком рельефная.

— Плоская.

— Я бы сказал — маленькая.

— И что ты собираешься с этим делать?

— С чем?

— С этими двумя силиконовыми буферами?

— Ну и выраженьица у тебя. С чего ты взял, что они не настоящие?

— Мы же видели ее в других фильмах. Мы видели ее в том фильме, когда мне поставили синяк. У нее там вообще сисек не было. Она была плоская, как доска. Просто идеально для «Амелиора».

— Может, у нее позднее развитие.

— Ну конечно. Когда она поворачивается направо, они поворачиваются налево. Она заходит в бар за сэндвичем, а они по-прежнему загорают у бассейна.

— Боже.

— Она точь-в-точь как та девица из «Лимпсонов».

— Что это?

— Порнофильм.

— Я такое не смотрю.

— Почему же?

— …Видишь ли, такие фильмы опредмечивают женщин. Превращают их в вещи.

— Это очень удобный способ узнать, как в наше время меняется сексуальное поведение. Начиная с орального секса и так далее. А вообще-то, в этом фильме ничего не разглядишь — что-нибудь обязательно загораживает от тебя картинку — бутылка вина или ваза с цветами. Это превращает женщину в вещь. Так же как силикон.

— Что с тобой?

— Я тут умру. Я здесь просто не выдержу.

— Ты пьян. Что с твоим голосом? У тебя голос как у фермера с больными гландами. Тебе лучше привести свой голос в порядок до встречи с читателями в Бостоне. А то никто ни слова не разберет.