Ингуши

После благополучного окончания боевой башни мастер-строитель, поставив последний клинообразный камень, так-называемый «дзёгыл», на верхушке ее красивого купола (или «небесной крыши», «небесного яруса» — «сигил тхоу»), не слезал оттуда до тех пор, пока не получал особую «спускную плату», целого быка, и в знак как бы подписи, на своем произведении он оставлял отпечаток своей руки на известковой штукатурке башни у подножия. Окончание постройки, конечно, праздновалось со всей возможной у ингушей пышностью. Закалывался скот и устраивалось обильное угощение. Строилась башня из камня на извести без лесов. Для подъема камней вверх на постройку служила особая машина, вроде ворота, называемая по-ингушски «че́гыркь». По преданиям, машину эту во время действия нельзя было выпускать из рук, иначе, раскручиваясь с огромной силой, она сбрасывала с башни строителя. И вот однажды при постройке одной такой башни каменщик выпустил «че́гыркь» из рук и почти в тот же момент был сброшен машиной с огромной высоты. В последнюю минуту он, однако, успел крикнуть по-ингушски «феатты, феатты!», т.-е. «натощак, натощак», и, конечно, разбился насмерть. Услыхавший внизу этот крик хозяин постройки сейчас же ответил с возмущением: «Как натощак, когда я только-что накормил тебя бараниной?» Чтобы стал ясен смысл этого разговора, надо вам знать, читатель, что у ингушей существует твердое суеверное убеждение не начинать никакой работы на тощий желудок. Ингуши верят, что полный желудок имеет власть предохранять человека и от болезни, и от колдовства, и от несчастных случайностей. Крик мастера-каменщика обозначал, что он считает причиной своего несчастья то, что с утра он не был досыта накормлен хозяином и начал работу натощак. Несчастный случай с ним происходит поэтому как бы по вине хозяина. Благодаря своевременному и находчивому ответу хозяина, собравшийся по этому случаю суд постановил, что каменщик погиб по собственной неосторожности. Только благодаря этому постановлению хозяин, все-таки обязанный отвечать за всякую несчастную случайность со своим рабочим, уплатил лишь половину платы за кровь. Если бы было доказано, что погибший действительно вышел на работу натощак, хозяину пришлось бы отвечать как за настоящее убийство. Как видим, ингушская старина тоже имела свой «рабочий вопрос» и даже недурно поставленную «охрану труда» рабочих.

Селение Верхний Лейми (Нагорная Ингушия). На переднем плане гумно аула; видны — высокая боевая башня — «воу» — рода Леймоевых и низкие жилые башни — «галы». (стр. 89).

Кроме всех перечисленных случаев, ингушский суд разбирает также дела о ранениях, о кражах и всяком нанесенном вреде или убытке. Суд о кражах и других убытках, при которых, большею частью, дело не доходит до кровной мести, называется, в отличие от суда по кровным делам (т.-е. «доу ду́ци», судом по тяжебным делам или, по-ингушски, «дош дуцы», т.-е. разбирательством словесной тяжбы.

Жилая башня — «галы» — в селении Тергим (Нагорная Ингушия) с двором, обнесенным каменным забором (стр. 89).