Ингвар и Ольха

– Ну, – сказал князь, он бросил быстрый взгляд на остолбеневшего Ингвара, – покажи мне мою комнатку. Здесь, как я вижу, все на тебе держится.

Она, нимало не смутившись, пошла рядом с князем, повела на самый верх. Ингвар смятенно плелся следом. Не убежала, хотя при ее хитрости да при его растяпах это нетрудно. Еще и шкуру его спасла. Но почему, почему? Где здесь ее лесная хитрость, лесное коварство?

На верхнем поверхе дубовый пол еще блестел от влаги. Две девки поспешно вытирали его отжатыми тряпками. Завидев князя с гостями, с визгом убежали. Олег посматривал на древлянскую княгиню. Показалось, или в самом деле они устрашились именно ее, а не грозного воеводу, победителя рашкинцев и героя битвы при Ладоге, Ингвара Северного? Разве что не успели вовремя вымыть полы…

Ему отвели комнату лучшую, он и не ожидал иного, но его охране и знатным мужам комнаты древлянская женщина распределила так умело, что любой окажется под рукой, буде князь изволит, но в то же время никто не толчется под ногами, как собаки на кухне.

– Спасибо, – сказал он, нарочито обращаясь к Ингвару. – Потешил князя!.. Ублажил.

– Стараюсь, – пробормотал Ингвар.

– Молодец!

– Как могу…

– Орел!.. Как тебе все это удалось?

Вопрос застал Ингвара врасплох. Промямлил, переступая с ноги на ногу и чаще обычного пожимая плечами:

– Ну… Э-э-э… Всегда держу в чистоте и порядке.

– Хоть и не показываешься?

Вопрос таил в себе неприятности. Ингвар сказал поспешно:

– Как это не показываюсь? Дом в порядке, видно же, что живу… хоть и не каждый день, но наезжаю. Да-да, наезжаю.

Князь покачал головой. В зеленых глазах поблескивали грозовые огоньки. Губы тронула загадочная улыбка.

– Ладно. Перед сном встретимся за ужином.

Ингвар сказал с поклоном:

– Я пришлю сказать, когда ужин будет готов.

– Добро. – Он повернулся уходить в свою комнатку, затем спросил внезапно: – Хозяйка, когда позовешь на ужин?

– Хоть сейчас, – ответила она уже без поклона. Ее серые глаза бесстрашно встретились с его нечеловечески зелеными. – Ужин готов. Но сперва стоит выбить пыль с дороги, помыться.

По движению ее руки двое гридней сняли с князя его пурпурный плащ. Третий протянул руку за перевязью с мечом. Поколебавшись, князь отдал оружие, оставив на поясе только нож, повернулся и шагнул через порог.

Когда остались одни, Ингвар впервые не мог найти что сказать. Чувствуя, что выглядит глупо, проговорил со смятенным раздражением:

– А как, в самом деле, тебе все удалось?

Она не смотрела ему в лицо. Голос ее был другой, без прежней воинственности:

– А что? Здесь все сразу поняли. Чистили и скребли эту конюшню целую ночь. Грязи выволокли, весь Киев утопить можно.

Чувствуя себя еще в большем смятении – князь тоже называл его дом свинарником, – спросил глухо:

– Нет, как ты догадалась?

Она удивилась:

– Политика князя! Стоит понять его главную цель, остальное все как на ладони. Объединяет племена в одно большое, а безопасно ли в нем – проверить можно только вот так, наездом.

Он посрамленно покачал головой:

– И ты… когда Павка примчался…

Она все еще отказывалась смотреть ему в лицо:

– Поняла, что твой загородный дом поедет смотреть князь. А раз уж я здесь, хоть и в цепях и оковах…

Он не поверил:

– В цепях? Оковах?

– Ну все равно. А я не привыкла жить в конюшне, хотя коней люблю.

Он буркнул:

– Ты ж говорила, что на коне ездить не умеешь.

– Сюда ж приехала?

– Ты сказала…

– Ну, мало ли что я говорила.

Она впервые посмотрела ему в глаза. Лицо ее было бледным и слегка усталым, словно ночь не спала, а вместе с дворовыми девками мыла, чистила, скребла, начищала, проверяла, все ли готово к приезду великого князя.

Только из-за брезгливости к грязи, подумал он настороженно, или здесь что-то еще? В княжеском тереме ее все настолько полюбили, что уже начал сомневаться в преданности слуг, а здесь даже князь Олег назвал ее хозяйкой. Забыл великий князь за важными делами, кто она на самом деле, или оговорился умышленно?

Но если князь так сказал, то здешняя челядь уже наверняка считает ее хозяйкой, а его – так себе…

Странно, вместо злости ощутил непривычно сладкое чувство. Почему-то приятна была несбыточная и просто дичайшая мысль о своем заклятом враге как о полновластной хозяйке его богатого, но запущенного дома.

– Ты спасла мою шкуру, – сказал он неожиданно. Мгновение назад показалось бы нелепым так раскрыться, но сказал и не ощутил позора в таком признании.

– Она того не стоит, – согласилась она. Добавила, видя, что он просто по мужской тупости не понял: – Дырявая… Даже под ноги не постелешь.

Он понял наконец, ощутил, как слабая улыбка раздвигает губы.

– Уже почти зажило. Ты очень целебные травы наложила. Я даже не знаю, есть ли что на свете, чего не умеешь делать?

– Есть, – ответила она. Ее глаза погасли. – Я не умею добыть себе свободу.

Улыбка замерзла на его губах. И в груди кольнуло острым, словно наконечник стрелы добрался до сердца. Он знал, что прав, прав в великом, правдами и неправдами строя Новую Русь, но почему тогда эта малая неправда ранит так больно?