Ингвар и Ольха

Он ушел, громко стукнув дверью. Ольха слышала, как грюкнул засов, послышались тяжелые шаги, мужские голоса, среди которых его звучал особенно зло и настойчиво.

Комната была невелика, с двумя окошками в угловых стенах, широким подоконником и столом близь окна, чтобы падал свет, узкое ложе стоит под другой стеной. Пол застелен медвежьими шкурами.

Она осторожно села на резной стул, их три у стола, положила руки на подлокотники. Таких удобных стульев еще не видела. Чтобы и спинка резная, и подлокотники умельцем резанные, и даже ножки покрыты фигурками людей, зверей и птиц.

Легкая горечь коснулась сердца. Эта комнатка, как и десятки других, предназначена для заезжих гостей. То гонцу понадобится переночевать, то еще кому придется по службе задержаться, здесь нет ничего богатого и дорогого, но все же эта комната почти равна по роскоши ее княжеской палате там, в Искоростене!

Она хмуро смотрела на ложе. Спинка из дуба, украшена не только серебром, но и золотом. В стенах крюки из толстой старой меди. Дверь и с этой стороны крест-накрест обита широкими полосами из меди – потемневшей, благородной, тоже в полустершихся фигурках людей и зверей. Здесь вообще, как она заметила ревниво, много железа, меди, бронзы, которыми пользуются расточительно, без всякой скупости. В Искоростене две трети войска вооружены дубинами да рогатинами, железные топоры только в княжьей дружине, а здесь его тратят на пустяки!

Стук в дверь раздался, когда она недвижимо сидела, положив голову на столешницу. Очнувшись, удивилась, кто бы мог быть, а в комнату вдвинулась дородная пышнотелая женщина. За ней Ольха увидела смеющееся лицо Рудого и насупленного Ингвара.

От Рудого пахло хмельным, Ольха не смогла понять чем, на медовуху и бражку не похоже. Да и глаза блестят чересчур хитро.

– Ольха, – сказал он обиженно, – эти двое не хотели меня брать с собой! Но должен же я знать, где твое окно?

– Какое окно? – не поняла Ольха.

– Да вот это. Иначе как я буду лазить к тебе, как кот, по ночам? Да и тебе со мной бежать сподручнее. Убегем в Царьград, заживем, я тебя сделаю царевной, а сам стану базилевсом… Ты знаешь, что такое базилевс? Одни пряники жреть!

Ингвар морщился, а ключница критически оглядела Ольху. Массивная и с огромной связкой ключей на поясе, она выглядела полной хозяйкой, а воеводы при ней казались просто служилыми гриднями. Ингвар полагал, что она относится к нему когда по-матерински, когда грубовато по-отцовски, и он едва не сел на пол, когда вдруг посмотрела так, будто хотела ударить по морде.

– Я не знаю, что велел князь Олег… Но я могу переспросить! А сейчас я принесу девушке горячей воды. Ей надо помыться.

– Она не просила, – сказал Ингвар резко.

– Ты бы шел к себе, – предложила ключница. – Засиделся что-то в этом крыле. Тебя дружки ждут, уже стол накрыли. Да и не одна Бузина все глаза высмотрела, тебя ожидаючи. А красна девица здесь погостит.

– «Красна девица», – передразнил Ингвар. – Эта красна девица пятерых гридней голыми руками раздерет, как пардус! Ей даже здесь лучше сидеть связанной по рукам-ногам, да и то пятерых мужчин оставил бы возле нее с голыми мечами!

– Мне плевать на твои страхи, – ответила ключница резко. – Да и ты мне, воевода, не указ. Здесь терем князя, и пока в нем порядок, он в мои дела не вмешивается. Бедная девушка измучена, покрыта пылью и грязью, словно неделю дралась и спала на голой земле. Как вы можете в таком виде потащить на пир? А ты, Рудый?

Рудый невинно похлопал глазами. Ресницы у него были в самом деле длинные, пушистые, как у красной девицы.

– Это не я, клянусь! Я б ее, сама знаешь, в какой бы холе унянчил.

– Пыль и грязь странствий украшают мужчин, – огрызнулся Ингвар.

– Разуй глаза, воевода! Такой красоты в этом тереме отродясь не бывало. А то и во всем полянском племени. Девки, эй, в коридоре! Ну-ка, готовьте воду!

Ольха с удивлением наблюдала, как прямо в светлицу принесли огромный таз, начали таскать снизу ведра с горячей и холодной водой, поставили кадку, где воду смешивали, добавляя то кипятка, то студеной из колодца. Принесли странные комочки цветной глины, терки, шершавые рукавички, скребницы, которыми трут при купании коней.

– А где же баня? – спросила она высокомерно, скрывая страх.

– Мы, русы, не моемся в банях, – ответил Ингвар гордо.

Она ахнула, не сумела скрыть удивление:

– А как же…

– Для этого есть тазы, корыта, – объяснил Ингвар сердито. – В конце концов, мы всегда мылись прямо в морских волнах! А кто жил на берегах рек и озер, мылся там. А строить эти домики из бревен… ну, бани, только для того, чтобы помыться, – дурь. Дурь и невежество.

Она смотрела на них, не находя слов. Рудый, что прислушивался к их разговору внимательно, тут же влез: