– В нашем городе последняя королева витчхантерского ордена была в позапрошлом веке. И это было гордостью для всех орденов. С тех пор королевы-ведьмы в Питере не было. Слишком суровы требования к крови и силе. Но на примере Виктории Адамсон мы видим, что иногда и они не работают. Пришло время упростить процедуру отбора. Пусть каждый орден предложит свои кандидатуры. Устроим конкурс через год, когда к нам вернется Уроборос. Пусть в честном состязании наши ведьмы докажут свое право на корону. И Вики Адамсон сможет принять в нем участие, если не побоится. Через год у наших орденов будет общая королева, которой мы все будем гордиться! Королева Астралийского Петербурга! – заявил старый некромант Авессалом, потрясая зажатой в костлявой руке короной с Голубым Карбункулом.
И никто ему не возразил. Даже баба Люба. Слишком уж все были деморализованы предательством Кармы, подлостью Авессалома и побегом Вики. Правда, семья Адамсон по какой-то причине не стала сообщать Вики о конкурсе на законно причитающуюся ей корону.
С тех пор прошло два месяца. Вики практически не общалась со своей бывшей свитой. «Привет – пока». Ваня купался в любви. Цой ушел в себя и в спорт. Вики же все свободное время посвящала общению с бабой Любой и вытягиванию родителей из болота депрессии. Колдовской мир вместе с позорной коронацией стал прошлым, о котором было больно думать и совершенно не хотелось вспоминать. От него остался только смутный и отчаянно желанный образ Анжело, приходивший к Вики во снах, о которых никому не расскажешь. Так она и жила, словно во сне, пока 22 декабря к ним не заявился Шкатов с дурными новостями. Хотя об этом вы и так уже все знаете.
История 8, исключительно мрачная и неприятная, в которой московский гость Антон Зверский пытается понять таинственного преступника, глядя в глаза его жертвам на фотографиях, а потом едет со Шкатовым на место очередного преступления. И если вы не готовы делать это вместе с ним, может быть, вам стоит пропустить эту историю, ведь дальше будет еще много всего интересного. Прочитайте только ее конец, чтобы понять сложные перипетии отношений витчхантеров из двух столиц
Город ждал Новый год и обстоятельно к нему готовился. Создавал настроение. Покрылся снегом, когда его изможденные чахлые жители уже и перестали ждать, надеяться и верить в настоящую снежную зиму. Где это видано, чтобы в начале декабря в лесу росли лисички и набухли почки на деревьях? Горожане коллективно молились в интернете, писали стихи про снег, и погода смилостивилась над ними. Приободренный своими белыми одеждами город призывно зажег разноцветные лампочки на городских елках, а все прочие деревья засверкали белым электричеством светодиодных трубок. Улицы тоже стильно осветились в темноте, увешанные горящими гирляндами, включенными в предпраздничное светопреставление. Петербуржцы, как ночные мотыльки, увидев яркие лампочки, среагировали на их свет, вылетели на центральные улицы и помчались за подарками для друзей и близких.
А вот у следователя Антона Зверского настроение было отнюдь не праздничным. Антон не любил город на Неве: слишком холодный, сырой и ветреный для его южной души. Он и Москву, в которой ему приходилось жить и работать, не сильно жаловал, но там уже деваться было некуда. Работа есть работа. Без нее следователь Зверский свою жизнь не представлял. Работа была непыльная, потому что витчхантерские ордены, которые он курировал на государственном уровне по всей стране, очень старались оставить его без дела. Им совсем не хотелось, чтобы из Москвы присылали Антона Зверского решать их проблемы и исправлять их ошибки. Его глубоко засекреченный, тайный тринадцатый отдел по борьбе с метафизической преступностью подчинялся напрямую министру внутренних дел, о чем министр, возможно, и не догадывался. Но кому надо, тот знает. А меньше знаешь, лучше спишь. Зверский знал слишком много, иногда и сам поражаясь объему информации, живущей в его лысой голове. Поэтому спал он очень плохо. Пара часов днем после сытного обеда, вот и весь сон. От такого неполезного режима дня здоровье полковника к официальным сорока годам изрядно подкосилось, к тому же его ужасно разнесло от «зверского» аппетита. Как любил говаривать сам полковник, он неминуемо приближался к идеальной форме – форме шара. Однако добрее от этого не становился и вполне оправдывал свою фамилию и прозвище. Силы Зверский был немереной, несмотря на тучность, по-прежнему резок и скор на коротких дистанциях, а испорченную свою фигуру оправдывал достаточно оригинально: