Инициация

И все-таки треск ветвей, завывания ветра, абсолютная непроницаемость тьмы пугали его и действовали угнетающе. Никтофобия [33] в начальной стадии, как он продиагностировал себя, проверив симптомы по Интернету. В отличие от своей дорогой жены, он больше не годился для полевых экспедиций, по крайней мере после заката солнца. Даже перспектива провести ночь в палатке в близлежащем парке пугала его. Под конец своей карьеры он уже не покидал безопасных границ офиса и лаборатории, а его редкие поездки заканчивались в течение дня. Дальние научные экспедиции, которые он любил в юности, с годами вызывали у него только тревогу, он терпел их от случая к случаю как неизбежное зло. Жизнь за городом нравилась ему постольку-поскольку; главное, чтобы с наступлением ночи он всегда мог щелкнуть выключателем и рассеять тьму.

Дон перевел взгляд на щель между крышкой багажника и задним стеклом машины. Он мог видеть часть салона, слабо освещаемого панелью радиоприемника. Мишель развернулась на сиденье и пыталась рассмотреть, чем он занимается. Он видел только ее силуэт, лицо оставалось неразличимым. Ветер снова принялся терзать деревья, стучали обломки веток, вдоль дороги закрутился столб пыли. С облегчением захлопнув багажник, Дон поспешно вернулся в машину.

– Теперь все в порядке, – объявил он, пристегиваясь.

Мишель не ответила. Она глубоко спала, обмякнув в кресле; из уголка губ тянулась ниточка слюны. Дон отер ее рот рукавом, недоумевая, каким образом минуту назад он был так уверен, что она на него смотрит, и так ошибся. У него явно начинается размягчение мозга.

Он выехал на дорогу. Бу-бум!

 – донеслось из багажника.

– Вот ведь зараза, – сказал он и нажал на педаль акселератора.

3

С наступлением рассвета небо еще сильнее нахмурилось, но буря так и не разразилась. По радио сказали: будьте наготове, ребята, это только вопрос времени.

Дом четы Мельников располагался в нескольких километрах от столицы штата, в буколической низине Уэдделл-Вэлли, которая врезалась неглубокой дугой в гущу лесов, покрывающих холмы Блэк-Хиллз. Изрытая выбоинами асфальтовая дорога петляла вдоль тихих ферм, где лошади и коровы лениво щипали траву на тех немногочисленных лугах и пастбищах, которые еще не отступили под напором дикой природы. В 1963-м Мишель унаследовала резиденцию в Олимпии от тетушек Ивонны и Гретхен, которые, овдовев в Первую мировую войну, переехали в Нью-Гемпшир, чтобы провести остаток жизни с родственниками из восточной ветви семейства Моков. Дамы завещали Мишель бóльшую часть своей собственности, приобретенной почти за столетие, и Мельникам еще предстояло поменять старинную мебель, разобрать картины и мелкие безделушки, не говоря уже о том, чтобы перерыть все сокровища на чердаке, во флигеле и в огромном подвале, похожем на лабиринт.

Дом представлял собой бело-желтое строение с каменной печной трубой, прилепившейся сбоку, и двумя крупными надстройками (одной из которых была увитая плющом кирпичная башня – дополнительный этаж). Дом стоял на холме, к которому вела грунтовая дорога, а окна Мельников по ночам оставались единственным источником света на много миль вокруг. На заднем дворе возле амбара, который Дон перекрасил и использовал как гараж и мастерскую, высилась пара магнолий. Это были гигантские деревья, покрытые большими мшистыми наростами и толстым чешуйчатым слоем коры, похожей на окаменевшую шкуру крокодила.

В детстве Курт сводил Дона с ума, забираясь на самые верхние ветви и раскачиваясь там в подражание своему кумиру Тарзану. Тогда он только что открыл для себя Эдгара Райса Берроуза и Роберта И. Говарда, и на несколько месяцев их жизнь превратилась в настоящий кошмар. Курт прекратил свою воздушную гимнастику, только когда Дон пообещал срубить все деревья и сделать из них обеденный гарнитур. По сравнению со своей милейшей сестричкой Курт был – и по сей день оставался – сплошной головной болью. Мишель фыркала и качала головой, слушая, как Дон превозносит Холли, словно небесного ангела. Мечтай-мечтай, приятель, она дитя своей матери, приговаривала Мишель, загадочно заламывая бровь, на секунду выныривая из завалов изъеденных червями бумаг, экспедиционных журналов, покрытых пятнами крови, и машинописных отчетов, высившихся стопками высотой жирафу по колено в ее кабинете. Комнате под названием «вход категорически воспрещен».

Старый дом служил Мельникам летней дачей вплоть до недавнего времени: девять месяцев назад Дон наконец согласился продать их резиденцию в Сан-Франциско, где они жили и работали на протяжении 70-х, проводя там две трети времени, и который идеально подходил в качестве отправной точки для международных путешествий Мишель. Дон безоговорочно предпочитал их сан-францискскую гасиенду – небольшой, светлый и приветливый дом в испанском колониальном стиле, но жена еще давным-давно настояла на том, чтобы на лето перебираться в Вашингтон, – детям нужен был свежий воздух и хотя бы минимальное знакомство с природой.