Инквизитор

И сколько бы девчонок после интерната ни переметнулось на сторону врага рода человеческого, ровным счетом это ничего не значит. Их дети вернутся в интернат. Так предавшиеся и вымрут ко всем чертям.

Красивая схема, нужно отдать должное этим ребятам из Нового Иерусалима. Пока на Святой Земле и в Старом Иерусалиме идет борьба хорошего с прекрасным, пока галаты и отринувшие наперебой решают, кто из них искреннее верит в Бога, тут разработали прекрасную удавку, способную задушить Бездну. И привести человечество к счастью…

Тут, в Новом Иерусалиме, правда, особого счастья не видно, но сколько тут Иван мог рассмотреть? Десяток обитателей? Хотя из этого десятка счастливых вроде и не было. Катерина? Тепа? Крыс? Его дочка? Убитый зять?

Или вот дежурная медсестра, лежащая в коридоре перед распахнутой дверью в палату. Ее тело почему-то не убрали. Убитых охранников не видно, а мертвая девушка в белом халате лежит в темно-красной, почти черной луже крови. Даже глаза не закрыты — смотрят обиженно в потолок.

Иван остановился.

Сестру убийцы даже пожалели, наверное. Ей перерезали горло, от уха до уха. Специалисты говорят, что это один из самых безболезненных способов убийства. Жертва ощущает толчок, словно чем-то горячим провели по коже, а потом за несколько секунд мозг, лишенный кислорода, просто засыпает.

Могли ударить в сердце или печень. Скорость и надежность та же самая, но решили пожалеть.

— Любуешься?

Крыс стоял в дверном проеме, вцепившись рукой в притолоку.

— А где охранники?

— Один возле выхода во двор, второй — в пультовой комнате, — ответил Крыс. — Обоих убили точно так же, как ее. Понятно?

— Понятно. — Иван присел на корточки возле трупа. — Лицо спокойное, обратили внимание?

— Обратили.

— И что решили?

— Ничего не решали. По следам видно, что здесь был один человек. Размер ноги — до сорокового. — Крыс говорил негромко, ровным голосом. — В пультовой — непонятно, следов нет. И во дворе нет.

— У вас что, двери на ночь не закрываются? — спросил Иван.

— Закрываются.

— И как убийца…

— Больше скажу, пультовая закрывается отдельно. Чтобы туда попасть, нужно войти в больницу, потом открыть дверь пультовой, при этом камеры наблюдения покажут, кто именно вошел в здание.

— Но охранник сам открыл?

— Похоже.

— А записи с камер?..

— Нету. Все забрали. Полы, кстати, в вестибюле и пультовой — вытерли. — Голос Крыса стал неживым, старик стоял в дверном проему и вырезал слова из картона, букву за буквой. — Еще есть вопросы?

Иван выпрямился, посмотрел в глаза Крысу.

— То есть мы все понимаем, что был кто-то знакомый?

— Или знакомая, — сказал Крыс. — Ты бы смог отказать матери в ее желании увидеть ребенка? Тем более что ее муж только что погиб? Смог бы?

Иван пожал плечами.

— А больше некому, — сказал Крыс. — Больше никто не смог бы выманить охранников.

— Ну… теоретически… — начал Иван, но спохватился и быстро добавил: — Вам виднее. Это ваши люди.

— Это мои люди. И если бы ты вчера там, на холме… — Крыс, видимо, сообразил, что повышает голос, и замолчал. — Я мог бы обойтись без тебя. Но я хочу, чтобы ты сам увидел, что произошло в результате твоей доброты. Я хочу ткнуть тебя рожей в твое дерьмо!

Крыс снова оборвал себя.

— Посмотри на эту девочку, Инквизитор! Она ведь не была ни в чем виновата! Она только не вовремя вышла в коридор. Ладно, потом закончим разговор. — Крыс переступил через кровавую лужу и прошел мимо Ивана. — В автобус.

— А она смогла бы? — спросил Иван. — Она вчера ночью родила. Потом у нее был страшный день. Да и вообще, как девчонка…

— А мы их учим, — не останавливаясь, сказал Крыс. — Мы их в интернате учим сражаться во имя Господа нашего. Хорошо учим.

Автобус был полон, но первое двойное сиденье было свободно — специально для Ивана. Для Крыса мужики место освободили, потеснившись.

— Поехали, — сказал старик.

Иван закрыл глаза.

Он всю жизнь едет в этом автобусе. Миллион лет сидит на этом жестком сиденье и борется с тошнотой.

И еще целую вечность будет здесь сидеть, и ничего нет вокруг, кроме этого чертова автобуса.

Вообще, Ваньку-Каина убили. Точно, убили. Не успел солдатик их остановить позапрошлым утром, въехали они под автоматный огонь тех ребят в сарае. Иван умер незаметно для себя, попал в ад, и для него придумали вот такое странное наказание. Хотя нет. Не от автомата. Автоматный огонь с дистанции в сто метров, сквозь пелену дождя — штука не слишком надежная. Даже при всей своей нынешней расхлябанности Иван успел бы отреагировать на разлетающиеся стекла и рвущийся металл.

Нет, не в автобусе Ивана убили. Он попал под пулеметный огонь. Сам шагнул под него возле сарая. Как там было дело?

Вот Иван стоит перед дверным проемом в серой бетонной стене.

За прямоугольником — темнота и страх. Иван чувствует этот страх в каждом слове солдат, в их дыхании и даже в молчании. Иван должен их уговорить остаться в живых. Если бы они вышли, то, может, и не стрелял бы никто… Или все-таки стреляли бы? Не по бетонному кубику, утонувшему в грязи, а по фигуркам людей перед ним.