Инквизиция

На этот раз она не стала задавать вопросов, но открыла половинку большой двустворчатой двери в конце склада, впуская внутрь серый дневной свет. В захламленном дворе не было ни души, но я чувствовал покалывание между лопаток, каждую секунду ожидая сзади оклика инквизитора.

Оклика не было, и мы беспрепятственно дошли до маленькой деревянной двери на другой стороне двора. Амалтея отодвинула засов, и мы выскользнули на улочку между станцией океанографов и небольшими складами. Я будто вернулся на несколько недель назад, когда вот так же ускользал от патрулей сакри в портовом квартале Лепидора.

На улочке было только два матроса. Поглазев на нас с минуту, они отправились дальше, словно нас и не было. Агент провел нас немного по этой улочке, потом по узкому боковому переулку и, обогнув острый угол, вывел на крошечную площадь между несколькими складами, в центре которой одиноко стояла жалкая смоковница.

– Здесь наши пути разойдутся, – сказал агент и, засунув руку в искусно спрятанный карман своей туники, вытащил тонкий квадрат меди. Затем он достал медальон, который висел у него на шее под туникой, и сильно вдавил его в медь. Спрятав медальон обратно, он передал медный квадрат Амалтее.

– Это имперский охранный знак. Используй его, чтобы добраться до Селерианского Эластра, и отдай своему начальству. Военный корабль «Меридиан» уходит от сорок пятого портала через пару часов: проберись закоулками к гавани и сразу садись на него. – С некоторой неохотой он протянул Амалтее еще и маленький кошелек с деньгами. – Это поможет тебе попасть туда. Что бы ты ни делала, домой не ходи. А если спросят – это дала тебе Имперская разведка, по ее поручению ты несешь донесение гильдии. Ты поняла?

Даже Амалтея, которая до сих пор была самой спокойной из океанографов, теперь немного сникла. Но она все равно кивнула и пошла прочь от нас. Потом, словно что-то вспомнив, женщина оглянулась и сказала: «Удачи». Она обращалась не к императорскому агенту.

Едва стих звук ее шагов, Равенна повернулась кругом и, сверкая глазами, влепила мне яростную пощечину, от которой я едва не пошатнулся.

– Это за то, что не сказал мне, – заявила она, прежде чем дать такую же пощечину императорскому агенту – удар, которого он наверняка мог избежать, если бы захотел. – Я никому не подчиняюсь, наемник, и ни с кем не торгуюсь.

Страдая от боли жгучей, хоть и заслуженной – даже ослепленный гневом, я это понимал, – я с удовлетворением наблюдал, как Равенна заплатила той же монетой надменному императорскому агенту. Это был не сам Оросий, я уже не сомневался в этом. Сегодня он держался и говорил немного иначе, и я не мог представить себе, чтобы император стерпел оплеуху.

– Однако вы во враждебном городе и в моей власти, – ответил агент после минутного молчания. – Не говоря уже о том, что вы носите цвета, которые сами по себе – ордер на арест.

– В таком случае мы пойдем обратно и переоденемся, – сказала Равенна. – Пошли, Катан?

То, что случилось дальше, очень трудно описать, но когда я начал двигаться, я ощутил туман, накрывающий мой ум, и мои мышцы отказались мне повиноваться. Секунду казалось, что Равенна бредет в патоке, затем мы оба остановились.

– Я просто заморозил вас, чтобы не дать вам сделать что-нибудь неблагоразумное, – спокойно заявил агент. – Сакри рыщут по всему городу, и у всех есть приказ арестовывать всех сбегающих океанографов. Сомневаюсь, что вы доберетесь до своей гостиницы.

Меня снова заткнули за пояс. Но теперь я чувствовал себя гораздо хуже, потому что в нескольких футах от меня стояла Равенна, ярость и изумление были написаны на ее лице. Еще обиднее было то, что император, очевидно, не хотел ждать. Я заслужил ту пощечину, я был не прав, и кто знает, во что нам обойдется теперь моя раненая гордость?

– Ну и как мы сбежим из этой ловушки, которую ты так любезно для нас расставил? – резко спросила Равенна. – Или мы не должны сбегать?

Вместо ответа агент подошел к одному из складов и дважды постучал в квадратную деревянную дверь. Она распахнулась, и я вдруг ощутил непреодолимое желание войти внутрь. Желание, которое спустя тридцать секунд, когда агент закрыл за нами дверь, я смог наконец объяснить.

– Я думал, все психомаги должны становиться жрецами.

– Там, где дело касается императора, правил не существует, – молвил агент, мрачно улыбаясь.

Этот склад очень напоминал тот, из которого мы только что ушли, но был побольше и потемнее. Его освещали только два маленьких иллюминатора в потолке. И факел в руках приземистого мужчины в алой тунике с серебряной эмблемой.

Но не факельщик заслуживал внимания. Среди сложенных ящиков и тюков стояли еще три человека. Одна – служанка, судя по ее грубой тунике, хотя в ней не чувствовалось ни робости, ни самоуничижения.

Остальные двое совершенно точно не были слугами.

– О боже! – произнес Мауриз Скартарис – начальственная фигура в трепещущем свете факела. У него был голос певца, голос, сделавший бы честь любому оперному театру на Аквасильве. – Ты был прав. Сходство несомненно.