Теперь мне стало болезненно ясно, что не только религия порождает фанатиков. Я слишком близко видел религиозный фанатизм, чтобы сохранить душевное спокойствие, но политика всегда была смертельной игрой, изобилующей интригами и заговорами. Власть и честолюбие – движущая сила политики во всем мире, но фетийскими республиканцами двигало нечто большее. Они следовали идеологии, которая, в известном смысле, ставила их в один ряд со Сферой.
Меня словно окатило холодной водой, я испытал шок, когда культурный, элегантный фасад Мауриза треснул, открывая внутри фанатика. Республиканского фанатика, возможно, менее кровожадного, чем инквизиция, но это только вопрос степени. Итиен со своим превосходством и своей бестактностью был не лучше. Его фанатизм был другого рода, замаскированный надменностью и поразительной самоуверенностью, но это все равно был фанатизм.
И Палатина, которая была моим ближайшим другом в течение двух лет и которая, как я думал, оставила Фетию далеко позади, теперь оказалась в центре всего этого. Эти фетийцы смотрели на нее снизу вверх – она была для них такой же иконой, как Лечеззар – для бескомпромиссных фундаменталистов. Она всегда была предводителем, стратегом, но в Цитадели и Лепидоре это мало что значило. Здесь, в сердце Архипелага, всего в нескольких тысячах миль от самой Фетии, ставки были намного выше.
Пока фетийцы разговаривали между собой, забыв про нас, я посмотрел на Равенну и увидел на ее лице необычное выражение. Заметив мой взгляд, она слабо улыбнулась, и это выражение исчезло. Но оно встревожило меня, потому что в нем я увидел решимость, уверенность, которых она давно уже не проявляла. Равенна пришла к какому-то решению и никак не хотела, чтобы я в нем участвовал. Будь я внимательнее, я бы понял, что это означает. Но я не понял – пока не стало слишком поздно.
Глава 14
Спустя два дня я лежал на своей кровати в консульстве Скар-тарисов, прислушиваясь к шуму дождя за окном, когда Равенна постучала в мою дверь.
Зимний шторм налетел на Илтис после полудня, загоняя всех под крышу. Он не шел ни в какое сравнение со штормами в Лепидоре: без гор, вызывающих турбулентность, он просто несся по низким холмам острова. Было странно смотреть вверх и не видеть слабого, почти незаметного свечения изощита, прикрывающего город, а без него я чувствовал себя незащищенным.
Однако в щите не было нужды. В Илтисе во время шторма достаточно закрыть ставни и не выходить из дома. Консульство размещалось на обращенной к морю стороне верхнего города, и до меня доносился неясный грохот волн у подножия утесов. Но этот грохот и дождь были единственными признаками бури.
Тем вечером Итиен пригласил нас сыграть в одну фетийскую игру, чтобы скоротать время. В нее играли особой колодой, в которой было гораздо больше карт, чем в обычной, а сама игра неизбежно включала ужасно много торговли. Она называлась «камбарри» и в той или иной форме была самой популярной игрой в Фетии, способной доходить до немыслимой сложности, когда играли знатоки.
А Итиен и Мауриз были знатоками, можете не сомневаться. Палатина умела играть, но давно не практиковалась. Телеста играла слабо, а мы с Равенной были новичками и очень быстро лишились всех своих фишек. К счастью, мы не играли на деньги, выпивку или любую из тех ставок, что упоминались во время игры. Вместо этого использовался принесенный кем-то запас мелких монет.
Камбарри оказалась очень захватывающей игрой, и когда я в течение двух минут ухитрился сохранять свои позиции против Палатины, я понял, как она может превратиться в пагубную страсть. По фетийским меркам мы остановились довольно рано, потому что Мауриз и Итиен легко победили даже тогда, когда дали нам всем солидную фору. Я затруднялся сказать, насколько правдивы рассказы Итиена о прошлых играх, но я был рад, что мы не в гостях у президента Декариса, лидера фетийского клана, погрязшего в декадентстве, чьи вечеринки пользовались дурной славой.
Но остальные воспринимали игру всерьез. Как выяснилось, Айриллия – клан Итиена – входил во фракцию Декариса и имел массу активов в Илтисе. Благодаря чему и представителем фракции Декариса здесь был айриллиец, консул, одетый в лазурное с белым, который выступал в храме от имени всех консулов. Несмотря на это, никто из них не питал ни капли уважения к президенту Декарису.
Когда мы закончили, была почти полночь, поэтому я вернулся в свою комнату, по дороге основательно промокнув. Палатину, Равенну и меня поселили в отдельном здании в саду. Увы, крытая дорожка, соединявшая его с консульством, не спасала от проливного дождя.
Я ощущал беспокойство и никак не мог сосредоточиться на апелагском романе, который взял почитать. И спать совсем не хотелось, поэтому я только обрадовался, услышав стук в дверь.