Инквизиция: Омнибус

Разум, натренированный Когнитэ, стал подбирать перевод. Проклятое наречие дикарей. «Экох»… это означает «осторожно» или же «великолепные новости», а «х'энде» — формальное обращение, к которому он уже привык. Что дальше? «Н'нса сктэ»… разговорная форма. О спасение Трона, попробуй еще разбери… «поиски чего-то», «я нашел», «он/она/оно обнаружил(а/о)», «мы отыскали»…

Великие боги захолустья!

Он вскочил на ноги и потянулся за комбинезоном, который, словно сброшенная змеиная кожа, свисал со спинки трехногого стула. Температура снаружи уже давно перевалила за сорок градусов, и в темноте палатки виропомпа выбивалась из сил, нагнетая внутрь холодный воздух.

Полог отошел в сторону. В палатку тут же хлынула жуткая, изнуряющая жара. В проходе возник Кибанд. Его длинные, черные, мокрые от пота волосы обвисли, а уголки глаз и губ гноились там, где ему пришлось выдавливать яйца мух нте.

— Одевайся, Зиг, — произнес Кибанд. Его глаза светились от возбуждения, несмотря на воспаленную красноту. — Эти ничтожные выродки взломали его.

Удушливая жара заставила Зигмунта задержать дыхание. Аборигены толпились вокруг палаток, взволнованно вереща и тыча грязными пальцами в небо. Огрин Нунг отгонял их плетью. Кибанд тоже потянулся за оружием.

Молох застегнул комбинезон. Всего-то десять секунд на жаре, а по телу под прорезиненной тканью уже потекли ручейки пота.

— Где? — спросил Молох, надевая соломенную шляпу.

— Участок С, — ответил Кибанд.

Ему приходилось непрерывно отмахиваться от назойливых мух.

Участок С находился всего в десяти минутах ходьбы от лагеря, но каждый шаг давался с огромным трудом. Молох скоро пожалел, что оставил защитные очки в палатке, — глаза начали слезиться от ослепительного солнечного света. Невыносимо яркие лучи добела иссушали рыхлые минеральные отложения, сверкали на блестящих, иссиня-черных чашах и мясистых стволах местных растений.

Аборигены суетились вокруг, то и дело забегали вперед, поторапливали. Их худые загорелые тела были невосприимчивы к ужасной жаре.

— Участок С, да? — задыхаясь, выговорил Молох. — А я-то деньги на D ставил. Кто бы мог подумать?

— Не Нунг, — буркнул огрин.

Зигмунт усмехнулся. Нунг вообще мало о чем думал, если дело не касалось его самого.

Они пересекли поляну, полную смердящих, черных, гниющих стволов, и добрались до резких теней, которые отбрасывали тридцатиметровые, будто кем-то вырезанные из белого кристалла столбы. Борос Диас утверждал, что эти похожие на колонны какого-нибудь позабытого храма сооружения имеют сугубо природное происхождение. Извивающаяся между ними тропинка вела на самую вершину утеса.

Босые ноги аборигенов выбивали из дорожки облака белой пыли. Эти облака заставляли Молоха и Кибанда заходиться в кашле и отплевываться, в то время как выносливому и непривередливому Нунгу, казалось, вообще не доставляли проблем. Кладки яиц мух нте вызвали вздутие и некроз кожи на его лице от левого уха до линии глаз, но даже это, похоже, не беспокоило огрина.

На участке С поработали сервиторы-экскаваторы, и теперь рваная расселина пересекала белый утес. Воспользовавшись огнеметом, Нунг выжег остатки нависавшей над раскопками поросли. Ценой изнурительного двухнедельного труда аборигены расчистили расселину от щебня и открыли проход.

Возле входа на страже стояла Линта.

Крик аборигенов становился все громче, и Молох обернулся к Кибанду.

— Дело требует секретности, — произнес он.

Кибанд кивнул. Он выхватил болтерный пистолет из кобуры на поясе и поднял его вверх. Хоть у археологов и ушло на это немало времени, но аборигены уже успели выучить, что означает этот жест. Все они в ужасе побежали прочь, а их торжествующие возгласы сменились торопливыми испуганными вскриками.

На участке воцарилась тишина, если не считать бульканья растительных соков, гула насекомых и назойливого потрескивания зернистых минералов, иссушаемых солнцем.

— Линта?

Она подошла к ним, вытирая пот со лба. Система охлаждения в ее комбинезоне была установлена на максимум, и от худощавой фигуры поднимался пар быстро тающей изморози.

— Док говорит, что мы наконец получили это, х'энде, — произнесла она.

— Не называй меня так. Ты говоришь, как язычница.

Линта улыбнулась:

— Зигмунт, мы ведь все здесь язычники?

— Покончив с этим, Линта, мы все станем богами, — ответил он и развернулся боком, чтобы пролезть в узкую расселину.

— Зигмунт? — позвала она.

— Чего тебе?

— Когда ты собираешься сказать нам? Когда ты скажешь нам, что мы здесь ищем? Я и Кибанд… да и остальные… мы все заслуживаем этого.

Молох посмотрел в ее ярко-зеленые глаза. Взгляд был непреклонно твердым. Он понимал, что она права. У купленной верности есть свои пределы.

— Скоро, — ответил он и стал пробираться в расселину.

С головы до ног вымазавшийся в пыли, Борос Диас стоял в темной пещере в двадцати метрах от входа и раздавал приказы двум сервиторам, кропотливо трудящимся над раскопом. Вентиляторные блоки, встроенные в их раздутые шеи, гудели, направляя потоки воздуха в скальный разлом. Диас рассматривал находку, освещая ее фонариком.

— Наконец-то вы пришли, — произнес археолог.