Сев напротив отца, Вовка закрыл глаза и перестал дышать. Старший Росс собрал бумаги, свернул их в трубку и сунул в полку под столешницей. Безразлично посмотрев на сына, спросил:
— Успокоился?
Младший Росс кивнул и открыл глаза.
— Не злись, сын, — сказал Михаил. — Если бы спасти мать было возможно — я бы сделал это. Мне больно понимать, что её больше нет с нами. Я любил её, если тебе это важно. И делал всё возможное, чтобы уберечь. Увы, но я не всесилен. Это война. На войне умирают. Прими это, сын.
— Я принял это, отец. — Вовка, тот, что был в землянке, исчез. Его сменил другой человек. Шестнадцатилетний солдат, что знает только одно правило — цель должна быть выполнена любой ценой. Словно в оправдание, он сказал: — Прости меня отец, я подвёл тебя. Эмоции взяли верх. Такого больше не повторится.
Михаил Росс кивнул. Пристально посмотрев на сына, спросил:
— Ты хочешь знать, как и почему умерла твоя мать?
— Мне достаточно факта, что матери нет, — ответил младший Росс. — Но если у нас достаточно времени, то готов выслушать тебя, отец. Уверен, что мама пыталась спасти себя. Если она погибла, то шансов на спасение точно небыло.
— Нина Росс умерла, потому что нас предали, — тихо и спокойно начал рассказывать Михаил. — Я отправил её на простое задание — встретить группу заброшенных в этот мир людей и привести их сюда. Люди были важными… Кто-то слил информацию о группе и их встретили раньше нас. Убили всех. И быстро собрали фальшивую группу. Мать встретилась с фальшивыми и была взята в плен. Убить себя сразу ей не позволили, потому что поняли, что поймана слишком крупная рыба и её нужно беречь посерьёзнее, чем самих себя. Нина Росс всё же нашла выход как избавить себя от мучений — она откусила язык и захлебнулась собственной кровью.
Ни один мускул ни дрогнул на лице младшего Росса. Только губы сказали:
— Мать всё сделала правильно. Она бы в любом случае умерла, но при этом погибли бы другие. Достойный поступок достойного человека. Я готов всё рассказать, отец.
— Рассказывай, сын, — разрешил Михаил Росс и, посмотрев на наручные часы, добавил: — Время у нас ещё есть…
Воспоминание дёрнулось и застыло. Словно на паузу поставили.
Второй, как статуя всё это время сидевший рядом со старшим Россом, резко посмотрел на меня и спросил:
— Ты зачем фрагмент памяти на стоп поставил?
— Не ставил, — тут же ответил я. — Наверное, непроизвольно получилось. Не подскажешь, как паузу снять?
— Прикалываешься? — возмутился Второй. — Я ничего не понимаю. Ты тут всем заведуешь, тебе и разгребать.
Продолжить воспоминание не получилось. Бросив это занятие, я решил предложить:
— Раз появилось свободное время, то грех не задать пару вопросов. Ответишь?
— Да без проблем! — Второй радостно и почти без усилий запрыгнул на стол, лёг на него и, закинув ногу на ногу, сказал: — Ну говори, что так тебя интересует, Первый. Расскажу, если знаю…
Фрагмент 15
— Пошли прогуляемся, — позвал я и побрёл рассматривать окрестности.
Второй, нехотя спрыгнув со стола, засеменил следом, что-то недовольно бормоча.
Лагерь спрятан в глубине леса, сильно похожего на Сибирскую тайгу. Ничем от Земных елей деревья не отличаются. Один в один копии. Слишком похожи оба мира в некоторых местах. И слишком отличаются в других.
Для того, чтобы разместиться добротно, часть леса была очищена, но без фанатизма: убрали некоторые деревья, валежник, подлесок и возвели по периметру лагеря небольшой извивающийся барьер из сушняка и еловых веток. Хорошо сработали — пройдёшь в десяти метрах от барьера и даже не подумаешь, что за ним скрывается лагерь.
— Ловко ты, однако, воспоминание расширил, — усмехнулся Второй. — Наслаиваешь память друг на дружку, сам того не понимая. Заметил, что мы переместились и теперь снаружи лагеря.
Я кивнул. Всё получилось непроизвольно, но мне понравилось. Увидел и узнал, как строился лагерь и кем. Бойцы Михаила Росса его возвели, которых около сорока было. Вовка тоже лагерь строил. Три месяца назад это было, если отталкиваться от времени воспоминания, в котором находимся. Жаль, что память не сказала, где бойцы Росса сейчас. Сопротивляется, чего-то. Не всегда мне подконтрольна.
Стоило пожелать, и мы снова внутри лагеря. Сидим на пеньках-стульях, а между нами костровище с тлеющими углями. То, что они тлеют, заметно по слабому дымку, который замер. Воспоминание ведь на паузе. Оба Росса сейчас в другом конце лагеря. Кроме них, из реальных людей, в лагере никого. Это точно известно. Нереальных тоже двое — я и Второй.
— Веселишься, значит, — пробормотал Второй, для которого перемещение в пространстве воспоминания — это неожиданность. Показав большой палец, он сказал: — Мне нравится, что ты учишься контролировать память предков одним лишь желанием. Если так и дальше пойдёт, то вскоре сможешь блуждать где захочешь и когда захочешь так же легко, как думать. Хотя, насчёт «когда» я преувеличил.
— Поживём — увидим, — глядя на угли, сказал я. — Теперь вопросы, Второй. И первый вопрос: кто-нибудь из моих предков был в этом мире?