Иноходец

Прохладным, сто небес на твою голову, Иноходец! Как же можно было так пропустить все сроки?? Джерард поспешно покатал штучку в ладонях, погрел дыханием и почти впал в тихую панику. Он не знает, что делать, если сердце остыло навсегда, проклятие, он не знает! Часто и взволнованно дыша, он смотрел на неподвижный шарик, и влажные губы кривились, как у обиженного ребенка. Сам виноват, сам…

Джерард что было силы приложил вещицу к груди, закрыл глаза и сосредоточился. Левая сторона наполнилась холодной каменной тяжестью. Шарик слился с его телом, но становиться живым сердцем не желал. Слезы напряжения текли из зажмуренных глаз, Иноходец отчаянно сражался сам с собою, с желанием вырвать остывший камень и выбросить ко всем чертям. Нельзя, нельзя, держись.

Кто-то постучал в дверь.

Нет!

За дверью никого нет. Это совсем другое, совсем…

Более мощный удар изнутри подбросил его тело над кушеткой и заставил вскрикнуть от боли. Эрфан же говорил, что чем больше срок отчуждения — тем больнее бывает приращение сердца, а Джерард уже превысил любые сроки. Судорожно удерживая руку на груди, он перевернулся на бок. Милостивый Гард, эта штука сейчас взломает ему ребра и выпрыгнет наружу! Какое мучение!

Стало очень жарко. Наконец, разбуженное сердце возмущенно пульсировало, температура поднималась и поднималась. До того, как потерять сознание, Джерард успел стащить с себя пояс.

Он не помнил, как исцарапал себе всю шею, пытаясь развязать шнурок у горла рубашки. Он не помнил, как заглянула в незапертую комнату разгневанная и не очень трезвая Хедер, открыла было рот — высказать наболевшее, потом рассмотрела, что происходит, растерялась, да так и осталась возле него, не зная толком, что теперь делать.

Дважды его все-таки рвало.

Наступали моменты передышки, когда Джерард сворачивался на левом боку, поджав ноги, точно дитя во чреве матери, и Хедер надеялась, что наступит целительный сон, но это было всего лишь бессильное забытье. И все начиналось сначала — несвязные мольбы обметанных белым налетом губ, судороги, мгновенно сохнущие на раскалившемся лбу полотенца. Хедер иногда порывалась взять его за руку и хотя бы таким образом сообщить больному, в каком мире он находится. Более всего тянуло снять, наконец, маску. Она даже проводила пальцами по вискам и за ушами — закрепляющие маску веревки были очень тонкими, а голова так металась по подушке, что обнаружить их не удавалось.

Сквозняк из распахнутых окон все равно не сбивал острую смесь запахов пота, лекарственных отваров и прелых, влажных тряпок. Начинала болеть голова. Хедер и сама уже взмокла, не веря, что одна ночь может длиться так долго.

К рассвету стало хуже. Скудный арсенал неопытной врачевательницы исчерпал себя. Хедер готова была уже сломаться и поверить во все, что угодно — даже в то, что Рэми смочила иголку ядом. В теле Джерарда явно шла реакция отторжения чего-то чужеродного!

Но он ведь убийца, напомнила себе Хедер, механически вытирая платком капли пота над мучительно вздернутой верхней губой больного. У него, конечно же, есть враги. Он уже пришел сюда не здоровым.

А что, если как раз и пришел умирать?

Она и испугалась и разгневалась. Тоже мне, нашел богадельню! Не-ет, пора ставить его на ноги, либо вышвыривать прочь. Хватит сентиментальных воспоминаний. Все, когда болеют, беззащитны, а вот оклемается — еще кого-нибудь придушит.

Опустившись на кресло, Хедер расслабилась и позволила себе задремать.

Резкий звук удара подбросил ее с кресла буквально через каких-нибудь час-полтора.

— М-м… — простонал Джерард. Еще один глухой удар в стенку.

— Меж… мирье, — выдохнул он.

И открыл глаза. Измученные, но вполне вменяемые. Горячечный блеск этих глаз несколько пристыдил Хедер за недавние мысли.

— Холодно, — сказал Джерард и легонько потрогал пальцами скомканную простыню под собой. Потом болезненно прищурился на открытое окно.

— Сейчас, — кивнула Хедер, — подожди.

Тень, бледная, большеглазая, молчаливая и деликатная, все это время простоявшая за неплотно запертой дверью, проскользнула внутрь.

Хедер, зевнув, спросила себя, прошли ли последствия выпитой бутылки, или она до сих пор пьяна.

— Ты что, Рэми? — шепотом сказала мадам тени.

Сквозь фарфоровую прозрачность кожи можно было, наверное, разглядеть узор на стене за ее спиной.

— Он болен? — вопросом на вопрос ответила тень. Хедер медленно оглянулась. Джерарда трясло в лихорадке, и вторая спинка кровати, в которую он вцепился в попытке унять безумную дрожь, уже намеревалась отправиться вслед первой.

— Нездоров, — согласилась мистресса и опять зевнула.

— Мадам Хедер… Вы идите, поспите… я… я могу тут посидеть. Нет, правда.

Мистресса слегка скосила глаза в сторону больного — и обнаружила его если не в обмороке, то в весьма глубоком сне. Краткий миг лихорадки прошел.