Иностранные связи

— Да. То есть с прахом. Понимаете, мама решила, чтобы папу прямо здесь кремировали. А что, говорит, еще делать? Профессор Джилсон все устроил, он такой добрый. Он узнал, что случилось, только когда мама позвонила, и тут же связался с больницей и вместе со студентами обо всем позаботился. Нашли, где мне остановиться, встретили меня на вокзале. Так помогли, честное слово. Папа им и в самом деле был очень дорог. Я такая дурочка, вовсе не знала, что делать, но они помогли все устроить, заплатить по счетам, разобрать папины вещи — что отослать домой, а что раздать.

— Правильно, — говорит Винни, стараясь не представлять подробностей.

— Обо всем позаботились, честное слово. Кроме праха. Очень странно получилось и страшно. Профессор Джилсон оставил его мне. Я-то думала, прах будет в большой серебряной урне, а оказывается, ничего подобного. — Барби всхлипывает, умолкает.

— Ничего подобного, — напоминает Винни.

— Да. Мне дали… знаете, такую вощеную картонную коробку, как из-под мороженого, точно такого же размера. А внутри полиэтиленовый пакет, и в нем светло-серый порошок, вроде соевой смеси. Не верилось, что это все, что осталось от папы… горсточка пепла. — Барби снова всхлипывает. — Я не знала, куда это девать, — продолжает она. — Можно ли провозить пепел в самолете. То есть, а вдруг будут проверять на таможне? И в чемодан с одеждой не положишь, понимаете? — У Барби вновь на глаза наворачиваются слезы. — Простите меня. Я такая дурочка.

Постоянные уверения Барби в собственной глупости понемногу выводят Винни из себя. «Перестаньте называть себя дурочкой, — хочется ей сказать. — Не может выпускница Оклахомского университета быть настолько глупой».

— Ничего страшного, — говорит Винни вслух. — В общем и целом вы все сделали правильно.

Невольно Винни начинает казаться, что Барби — вовсе не дикарка, не варвар, а скорее невинная жертва вандала-мамаши. Кто еще мог внушить дочери, что та дурочка?

— Ну и когда я позвонила домой, мама велела пепел развеять где-нибудь, — продолжает наконец Барби. — И профессор Джилсон отвез меня за город, в любимое папино место. Ничего особенного, просто лужайка на склоне холма. Ее хозяином вроде когда-то был кто-то из папиных предков. Место и вправду хорошее, тихое такое. И профессор Джилсон сказал, что эту лужайку, скорее всего, никогда не застроят, потому что далеко слишком и склон очень крутой. Перелезла я через забор по таким деревянным ступенькам… перелезла и ушла подальше в поле. Высыпала пепел в высокую траву, в цветы. Надо было его разбросать посильнее, наверное, но я так плакала и руку не могла просунуть в пакет. Мне казалось, это грубо, понимаете?

— Да, понимаю.

— Бедный папа. — Барби со вздохом тянется к последнему бутерброду с водяным крессом. — Правильно мама говорила. Жалкий он какой-то… Бегал по стране, родню искал…

— Я так не думаю, — недовольно возражает Винни. — Ваш отец интересовался родословной — что тут такого? Многие люди интересуются.

— Да, знаю. Но ведь им наверняка есть кем гордиться. Вот у мамы, к примеру, в роду много знаменитостей. Сама-то она состоит в организации «Дочери американской революции», потому как предки у нее сплошь судьи да генералы. Между прочим, Хирам Фадд, сенатор, был ее прадедом.

— Вот как! — замечает Винни. Перед глазами у нее встает родословное древо-катальпа, с домиком на ветвях, в котором сидят обезьяны, одетые судьями, генералами, сенаторами.

— Вот и папа думал, что если копнуть поглубже, то и ему найдется кем гордиться. Профессор Джилсон рассказывал, что папа искал по всей стране, месяц за месяцем. А нашел одних крестьян, кузнеца да того старика отшельника… Вот чем он, похоже, был здесь занят, да еще помогал иногда профессору Джилсону. Мама думает, что папа, может быть, завел здесь… женщину. — Барби моргает, смотрит на Винни, но в глазах у нее скорее вопрос, а не подозрение. Ясное дело, для нее профессор Майнер — не «женщина». — Как по-вашему, могло быть что-нибудь такое?

— Понятия не имею, — отвечает Винни ледяным тоном, в душе благодаря небеса за «Бритиш Телеком». Теперь ни Барби, ни ее мать не найдут среди вещей Чака писем от нее. И у самой Винни не осталось от Чака ни строчки, ни единой крохотной записки — лишь кое-что из его зимней одежды.

— Лично я в это не верю. Папа был не такой. Он был человек очень преданный, понимаете? — Барби хлопает глазами.

— Гм. — Винни, сама того не желая, оглядывается на стенной шкаф в прихожей, где немым укором висит зимняя куртка Чака из овчины мехом внутрь. — Еще чаю? — Винни берется за чайник, поскольку угощать больше нечем. Несмотря на свое горе (а может быть, из-за него), Барби уничтожила и бутерброды с водяным крессом, и торт с грецкими орехами.

Барби качает головой, тряся длинными, выгоревшими на солнце волосами.

— Нет, спасибо большое. Я, пожалуй, пойду. — Барби неуклюже встает. — Ну, спасибо за все, профессор Майнер, — говорит она по пути в прихожую. — Очень приятно было познакомиться. Ой, стойте! Чуть не забыла отдать папину картину. Ну не дурочка ли я! Вот, пожалуйста.