Инсбрукская волчица

Но в нашем «справедливом» государстве суд присяжных в этом случае не полагается. Он рассматривает только преступления против короны, против цензуры и те, по которым предполагается наказание свыше 10 лет. Лишение имущества даже в очень больших размерах, что и произошло в доме еврейской семьи, к таковым преступлениям не относится.

А то, что несчастный дурачок проведёт на каторге 5 лет своей жизни, никому не кажется несправедливым. Публика, расходясь, повозмущалась для вида, а через две минуты все начали обсуждать воскресные планы. Как можно поднять на борьбу против системы такой народ? Нужно ли это народу?

С каждым годом я всё больше сомневаюсь, что что-то можно сделать в принципе. Не лучше ли просто замкнуться в своём маленьком мирке, перестать будоражить умы девочек в гимназии несбыточными мечтами и призывами, родить ребёнка, заняться его воспитанием, переехать к родителям, скрасить их старость, а в конце жизни просто тихо умереть, никому не сделав зла…

Признаюсь, сделать последнее мне сейчас хочется больше всего. Но надо готовиться к урокам. Завтра опять на работу.

8 февраля 1905

Девочки из «моего» класса выросли, и похоже, стали только глупее. Я смотрю на этих вытянувшихся и раздавшихся вширь учениц и думаю: «А ведь такими хорошенькими были тогда! Они мне казались настоящими ангелами». Теперь я понимаю: Гельмут был прав. Этим гусыням бесполезно что-то вдалбливать в голову. Они глупы, они думают только о себе. Хотя наверное, это я дура – связалась с Вальтером, а теперь ещё стараюсь окружить заботой проблемных учениц. Мила ко мне привязалась, чуть ли не за родную мать почитает. Она пока единственная, кому есть какое-то дело до меня»

Глава 20. Первый звоночек

Говорят, сколько волка ни корми, он всё равно в лес смотрит. Я не знаю, что могло меня побудить на такой серьёзный проступок, который, однако, стал первым звоночком для всей школы. Это случилось в декабре 1907.

Годом ранее я чуть не задушила Хельгу Мильке, но это прошло незамеченным. То ли Хельга не хотела выносить сор из избы, то ли боялась, что я её подкараулю и уколю шилом, но я точно помню, как она с визгом выбегала из учительской. Не иначе, наша фройляйн Лауэр поделилась с математиком своими предположениями, и тот устроил Хельге допрос, но переусердствовал, и гренадерша только замкнулась в себе ещё больше. А может, и Ингрид там была, и они сообща надавили на Хельгу?

В последнее время ни один скандал, связанный с происшествиями в нашем классе, не обходился без них. Ингрид доверяла математику, как второму отцу. А может она изначально была оборотнем и только казалась такой добренькой и милой? До первой проказы.

Например, этим летом, во время экзаменов, она точно озверела – придиралась к ученицам, отправила семь человек на переэкзаменовку, даже отличница Кауффельдт чуть не впала в немилость учительницы немецкого. Злые языки говорили, что Ингу вымотали на допросах в полиции – кажется, банда «ночных тварей» опять объявилась в Тироле, по их делу когда-то деревенского недотёпу посадили, но пара дотошных сыщиков добились пересмотра дела и включения того эпизода в дело «ночных тварей». В газетах писали, что следователь, поднявший дело, был крайне груб с журналистами. Представляю, как он бедную Ингу вымотал. Вот она и срывалась на нас. Но ученицы её по-прежнему обожали, хотя она вела себя достаточно сдержанно.