В первый день учёбы гимназия показалась мне ещё более суматошной и неуютной, чем раньше. Мои одноклассницы как будто поглупели за это лето. Многие из них изменили причёски, стали носить высокие корсажи, а их форменные платья стали несколько короче. Со мной никто не общался. На уроках я, как автомат, делала какие-то записи, сама не понимая их смысла. Иногда у меня в мозгу всплывала мысль, что если вот так пойдёт и дальше, то я смогу продержаться весь этот год. Но к концу дня случилось следующее происшествие. Заканчивая урок немецкого, Ингрид Лауэр попросила нас разобрать книги, которые она принесла на урок для того, чтобы мы написали по ним сочинение. Для каждой ученицы была предназначена своя собственная книга. Мне достался сборник стихов Шиллера. Подойдя к учительскому столу, я бросила свою сумку с учебными принадлежностями на первую парту, рядом с сумкой сидящей там Симоны, и потянулась за предназначенной для меня книжкой. Симона же, болтая с остальными девочками, схватила мою сумку вместо своей, не глядя, и побежала к выходу из класса.
Не знаю, что на меня нашло в тот момент. Ничего подобного раньше не было. Всегда, для того, чтобы вывести меня из себя, требовался сколько-нибудь значительный повод.
Возможно, сыграло свою роль то, что среди книг у меня в сумке лежала заветная карточка, на которой были сфотографированы мы с Ненадом Манджукичем. Я ещё помнила то ощущение невероятной злобы и отчаяния, когда одноклассницы нашли мой дневник.
– А ну, положи на место! – закричала я.
Симона оглянулась на меня с выражением испуганного недоумения.
Я подскочила к ней и ударила её кулаком в лицо. Сказать, что присутствующие в классе этого не ожидали – это ничего не сказать. Я и сама не ожидала от себя такой реакции, как будто наблюдала за происходящим со стороны. А между тем из моего рта вылетали громкие крики:
– Я тебе покажу, как брать чужое! Кто тебе разрешал прикасаться к моей сумке?
Ошарашенная в первый момент Ингрид вскочила с места и, что-то беспомощно лепеча, бросилась нас разнимать. Другие девочки повисли у меня на локтях, пытаясь оттащить меня от Симоны.
Из носа моей обидчицы как-то очень быстро потекла кровь. Увидев капли, которые стекали на белые манжеты, Симона побледнела и, закатив глаза, тихо осела на пол.
– Ты будешь ещё притворяться тут? – кричала я, пытаясь вырваться из сдерживавших меня рук.
Внезапно дверь класса распахнулась, и на пороге появилась сухопарая фигура математика Бекермайера.
– Что здесь происходит? – тихо и строго спросил он.
Я внезапно остановилась, осознав, что поведение моё, по меньшей мере, странно. Все остальные тоже молчали, глядя в мою сторону с ужасом и недоумением.
– Так в чём же дело, Ингрид? – повторил Бекермайер, обращаясь к нашей учительнице.
Ингрид Лауэр, беспомощно косясь в мою сторону, пробормотала:
– Кажется, девочки поспорили из-за перепутанных вещей?…
Интонация у неё была полувопросительной. Она и сама, бедняжка, не поняла, что произошло.
– Я случайно перепутала сумки, – хмуро ответила Симона, поднимаясь с пола и размазывая кровь рукавом по лицу, – эту Зигель давно надо отправить в сумасшедший дом! Она на людей по пустякам кидается!
– Да, да, – зашумели все остальные ученицы, – Симона ничего не сделала! Она просто случайно взяла её сумку, не нарочно!
– Пойдите и умойтесь, фройляйн, – с лёгким презрением обратился Бекермайер к Симоне, – а вам, Ингрид, нужно более строго держать в руках класс. Разве можно допускать такие инциденты в вашем присутствии?
– Но я никак не могла предположить?… – лепетала Инга.
– Приведите тут всё в порядок, – математик кивнул на рассыпавшиеся книги, и уже уходя, бросил мне на ходу не глядя, – вы плохо кончите, фройляйн Зигель. Повторяю Вам это ещё раз. Ещё одна такая выходка, и мы вынуждены будем обратиться в полицию. Ваше поведение граничит с членовредительством.
Я молча взяла свою сумку, валяющуюся на полу, и вышла из класса.
У меня очень сильно болела голова.
На следующий день я заметила, что при моём появлении одноклассницы стараются отойти в сторону. За спиной я слышала перешёптывания, то и дело ловила на себе любопытные косые взгляды, но мне было всё равно. Перед последним уроком я отправилась в женский туалет, где пробыла до самого звонка на урок. Выходить в коридор, полный шума, беготни, смеха и перешёптываний в свой адрес, мне не хотелось. Последний раз плеснув холодной водой в лицо, я закрутила кран и подошла к двери. Дверь оказалась закрытой. Ещё не веря в произошедшее, я толкнула дверь плечом. Да, я не ошиблась. Меня заперли в туалете. Ну что ж, подождём. Явно кому-нибудь из младших классов на уроке приспичит в туалет, и меня откроют. Однако минуты урока шли, а никто не приходил. Минут через двадцать пять я услышала лёгкие быстрые шаги под дверью, видимо, к двери подошла девочка лет десяти.
Я уже ждала, что сейчас дверь откроется, но тут шаги стали удаляться.
– Эй! – крикнула я вслед, но мне никто не ответил.