Инспектор Антонов рассказывает

— Не забывайте, что этот пьяница для вас, возможно, единственный свидетель при защите вашего алиби…

— «Моего алиби»?

— А вы что думаете? Что я пригласил вас сюда поболтать? Каждое ваше ложное показание усиливает подозрения о вашем участии в убийстве Асенова.

По лицу Спаса постепенно распространяется какое-то оцепенение. Глаза его неподвижно устремлены на угол стола. У меня такое чувство, что он даже не слышит меня. Но ему именно сейчас необходимо слышать все, что я говорю. Чтобы преодолеть наступившее беспамятство, чтобы вспомнить следующий вариант своей защиты.

Я достаю помятую, почти пустую пачку «Солнца» и закуриваю.

— Можно и мне закурить? — спрашивает Спас, чувствуя условный ресрлекс при виде дымящейся сигареты.

— После того, как закончим. Здесь не курят.

— Но вы же курите, — сварливо замечает молодой человек.

— Я торчу здесь целый день, а вы пришли на два часа. Как в кино. Вот и считайте, что вы в кино.

— Хотите сказать, что я могу «идти в кино»?1 — цепляется все так же сварливо Влаев.

— Это уж вам лучше знать, куда потом идти. А пока что двинемся дальше…

— Но постойте. Квартирант из соседней комнаты ведь может подтвердить…

— Что он может подтвердить? Что у вас работало радио? Но радио может работать, и когда вас нет в комнате. Включите его, оно и будет работать. И не является ли подозрительным то обстоятельство, что вы перешли с радио Софии на заграничную станцию, которая работает далеко за полночь?

— А что тут подозрительного? Хотели слушать танцевальную музыку и включили танцевальную музыку.

— Но как раз в это время радио Софии начало передавать танцевальную музыку. До того времени вы около трех часов слушали радио Софии, а только началась танцевальная музыка, вы его переключили.

— Знал бы я, что вы так все перекрутите, не переключил бы.

— И это — ложь. Вы все равно бы его переключили, потому что наши передачи заканчиваются в полночь, а вам надо было, чтобы радио работало еще долго…

— Но скажите, за каким чертом мне это было нужно?

— Чтобы соседи думали, что вы в комнате, хотя в это время вы находились очень далеко от своей комнаты, совсем в другом месте.

— Байки… — пожимает плечами Спас.

— Да, но не очень приятные для слуха, Влаев. Итак, факт номер три: после того как вы напоили Симеона до потери сознания, вы тайком вылезли через окно и удалились от своего дома.

— Неправда!

Восклицание резкое, плечи Влаева вобрали в себя всю его скрытую агрессивность, глаза пронизывают меня с упорством, которое означает: «На этот раз — будь здоров, тут уж я не отступлюсь, а ты хоть лопни!»

— Вас видели соседи с верхнего этажа, Влаев, — говорю спокойно.

— Это, наверное, было в другой вечер.

— Значит, вы часто вылезаете через окно?

— Ну и что с того?

— Ничего плохого. Но зачем? Дверь трудно закрыть, что ли?

— Трудно заткнуть рот старухе. Куда идешь, зачем идешь и так далее. Не люблю объяснений. И потом, это у меня привычка р детства.

— Ага, детские шалости, значит. А в убийства вы не играли?

— К чему такие намеки?

— Потому что вы опять лжете!

— А вы докажите!

— Это доказывают ваши соседи сверху.

— Соседи… Склеротик и злыдень. Ненавидит меня, вот и…

— По каким же причинам он вас ненавидит?

— А потому что мы ему спать не даем.

— Ладно. Оставим музыку и вернемся к спорту. Значит, вы мастер по прыжкам. Через окна, балконы…

— У нас дома нет балкона.

— Ну да, дома — нет. Но в другом месте есть и балкон.

Спас хочет возразить, но останавливается.

— Так вот, давайте обобщим. Три неопровержимых доказательства уличают вас во лжи, и одновременно все ваше алиби рушится безвозвратно и окончательно. Остается ответить на вопрос: куда вы пошли и что вы делали после того, как выпрыгнули из окна своей комнаты?

— Для меня такого вопроса не существует, — медленно отвечает Спас и снова смотрит на меня своим упорным и наглым взглядом. — В ту ночь, которую вы имеете в виду, я ни на минуту не покидал свою квартиру.

— Это ваше последнее слово по этому вопросу?

— Я сказал вам: для меня этого вопроса не существует.

— Как хотите. Имейте только в виду, что упорство не всегда является ценным качеством, а в вашем положении даже крайне опасно. Опасно до такой степени, что вызывает необходимость немедленного вашего задержания!

Это фраза, после которой некоторые лжецы обычно сдают свои позиции. Но Спас только сжимается с еле уловимой дрожью в руках, как будто приготовился парировать мой удар.

— Я сказал вам правду, — упорствует он.

В продолжение многих лет я встречал самых разных людей, которые отрицают свою вину с различной степенью убедительности и различными способами: выражают искреннее или фальшивое изумление, оцепенело повторяют одну и ту же фразу или пытаются защищать себя разумными доводами. Ложь, как и правда, может звучать с самыми разными интонациями. Но с приобретением известного трудового стажа нетрудно понять, когда стоящий перед тобой человек лжет, пусть даже взгляд его светел и невинен, как у младенца. Труднее установить, в какой степени лжет этот человек и с какой целью, потому что не всякий, кто лжет, обязательно убийца или соучастник убийцы.