Инспектор и бабочка

Чтобы проверить свою догадку, он достал носовой платок (откуда у Микеля кружевной носовой платок? Не иначе – подарок девицы с горы Ургуль) и провел им по внутренностям. На платке не появилось ни одного пятнышка, с тем же успехом можно было возить им… по чистому листу бумаги, прежде чем нанести на нее первые штрихи.

– Ничего не понимаю. Его мыли, что ли?

– Так чисто отмыть автомобильный багажник невозможно.

– Багажник утверждает обратное, – осклабился Микель. – Похоже, им вообще никогда не пользовались… Вы можете поверить в это, шеф?

– Нам остается только одно: верить своим глазам.

– Есть еще один вариант. В машине перевозили трупы, а потом произвели капитальную чистку всего и вся. А ненужные предметы выбросили и постелили новый коврик.

Коврик в багажнике и впрямь выглядел новым, железное днище под ним поблескивало, но Микель все равно возобновил манипуляции с платком. Результат оказался ровно таким, как и минуту назад.

Покончив с багажником, они переместились в сторону салона, где их поджидала первая неожиданность: кожаные сиденья оказались влажными, и не просто влажными. Кое-где еще не успели просохнуть капли, как будто кабриолет попал под короткий, но сильный ливень.

– В Пасахесе шел дождь? – спросил Субисаррета у помощника.

– Вроде бы нет, но я могу уточнить.

Микель отправился к полицейским и скучающему Эуфемио, коротко переговорил с ним и вернулся с обнадеживающими вестями:

– Дождя не было. Думаю, что это роса. Так сказать, водный конденсат.

– Вряд ли, – задумчиво произнес Субисаррета. – Не тот характер осадков. Потрогай сиденья. Такое ощущение, что машина вымокла совсем недавно и довольно основательно. Как долго здесь находятся парни?

– Пару часов точно.

– И никто из них не поливал «форд» из брандспойта?

– Шутите, шеф?

– Шучу.

Впрочем, Субисаррете было вовсе не до шуток. Дожди в Сан-Себастьяне вовсе не редкость, учитывая близость к океану. Иногда с неба сыплется малопонятная морось, чтобы тут же уступить место солнцу, но это лето – какое-то особенное: дождя не было последние две, а то и три недели. А нудный затяжной ливень, который Икер видел вчера из окна квартиры Виктора Варади, можно не принимать в расчет: ничего общего с действительностью он не имеет. Но… Если бы кто-то догадался опустить парусиновый верх – там, на стоянке, «форд» оказался бы таким же мокрым, как сейчас.

Сиденья тоже были пусты, под стать багажнику, лишь в углублении рядом с коробкой передач валялась открытая пачка с мармеладками: единственное свидетельство пребывания здесь Виктора Варади. В боковом кармане пассажирской дверцы нашелся пакет из «Макдоналдса», заполненный мусором: две пустые коробочки из-под соуса, две коробки побольше от бигмака и чизбургера, недоеденный картофель.

И чек.

Аккуратно расправив чек, Субисаррета углубился в его изучение:

– Травесия де Гарбера. Кажется, это на полпути между Ируном и Пасахесом. Поправь, если я ошибаюсь.

– Все точно, – подтвердил неплохо знающий окрестности Сан-Себастьяна Микель. – Правда, не совсем на полпути, пришлось бы сделать крюк…

– Кто-то в этой машине так и поступил. Семнадцать часов три минуты, двадцать третьего июля. То есть позавчера. Кажется, работенки тебе снова прибавилось.

– Ну да. Я должен отправиться еще и на эту гребаную трассу…

– Именно. И постараться выяснить, кто отоваривался в «Макдоналдсе» позавчера, в начале шестого вечера. Этот «форд» – машина приметная, они должны вспомнить. А если там окажутся видеокамеры, считай, что тебе вообще повезло.

– Вряд ли, даже если окажутся… – Микель в сомнении покачал головой. – Знаю я этих недотеп из провинции, камеры они вешают для вида.

– Меня интересуют пассажиры «форда», если они там были. Или пассажир. И…

Икер неожиданно замолчал. Из-за маленькой вещицы, которую вытащил из пакета последней. Ею оказался крошечный, изрядно потрепанный бисквит, – в «Макдоналдсе» их не предлагают. А вот в любой другой кофейне – пожалуйста. Темно-зеленый цвет упаковки показался Субисаррете знакомым: что-то похожее ему сунула Лали во время разговора на яхте. Лали назвала бисквит «печенькой» и сообщила, что прихватила его в номере покойного Кристиана Платта, которому уж точно печенька не понадобится. Не понадобилась она и людям, опустошившим коробки и коробочки с соусами и гамбургерами. Да и представить, что кто-то покусится на этот бисквит, было сложно: выглядел он не очень. Как будто долго провалялся в воде, а потом был вынут и высушен; под бумажкой, наверняка, скрывается неаппетитная слипшаяся масса. Но не она заинтересовала Субисаррету – едва заметная, чудом сохранившаяся надпись:

EEN OUDE HOEFIJZER.

Странный набор букв ничего не сказал бы инспектору, если бы на противоположной стороне упаковки не имелся дублирующий перевод, выполненный тем же шрифтом —

THE OLD HORSESHOE[27].

А чуть ниже шло и вовсе убийственное – Brugge.