Инспектор и «Соловей»

— Ну ладно. Пора заканчивать, — сказал он добродушно. — Вы, товарищ Твердохлебов, напишите объяснительную и завтра передадите мне. А вас, сибиряки, прошу пройти со мной. Сейчас мы вас отправим к вашему другу или пригласим его в отделение. Как уж вам покажется удобнее.

Втроем они пошли по ночным притихшим улицам. Инспектор думал, почему они острижены, почему не сходится название фильма. И очень ему хотелось узнать, кто эти странные люди. Усталость как рукой сняло.

А Канарейкин и Броницкий думали о том, как им без шума избавиться от этого инспектора, которого они так легко обвели вокруг пальца. Попасть в отделение милиции им совсем не хотелось. Это было равносильно концу. Сразу же раскроется, что никакого приятеля не существует.

Вышли на широкую улицу. Пустынно. Броницкий произносит условную фразу: «Нас ждут». Через несколько шагов Канарейкин с деланной осторожностью, так, чтобы инспектор заметил, роняет на землю белый пакетик.

Инспектор встрепенулся:

— Что выбросил?

Нагнулся за пакетиком. В этот миг сознание у него помутилось от страшного удара. Уже не ведая, что делает, он обхватил руками ноги Канарейкина. Броницкий рассчитывал, что Канарейкин без труда убежит, и потому, не оглядываясь, спокойно отправился в соседний темный переулок. Еще в квартире Твердохлебова они разработали этот вариант. Условились утром встретиться у входа в трест похоронного обслуживания. Однако, инспектор мертвой хваткой сцепил ноги Канарейкина. Бандиту казалось, что он попал в капкан. Хоть бы камень добыть, чтобы ударить по этим одеревеневшим рукам. Да где его найдешь на гладком асфальте? В таком положении обнаружил их мотопатруль. Судьба Канарейкина решилась.

Неделю он гнул свое. Сибиряк. Гостил у приятеля.

В названной им деревне не оказалось ни одного жителя с такой фамилией. И лишь после того, как ему предъявили фотографии, копию дела, по которому был осужден, он во всем признался. Неделю он вилял, тянул время, чтобы дать возможность своему напарнику уйти подальше.

Броницкий уходил с места происшествия спокойно. Со стороны никто бы не сказал, что он только несколько минут назад нанес человеку смертельный удар. И думал он не о том, что случилось, а как спрятаться, притаиться. Почти в центре города он видел светящуюся вывеску с красным крестом. Пункт скорой помощи. И сразу — за угол. Достал нож и довольно сильно резанул по пальцам левой руки. Хлынула кровь, заливая буквы татуировки. Перехватив руку носовым платком, он побежал к пункту скорой помощи. Его сразу взяли на перевязку. Осмотрев рану, врач спросил:

— Где это вас так?

— Рядом с вами. Иду с ночной смены, а они вдвоем и на меня. Документы велели отдать. Я достал. А он меня кулаком в грудь. Я в ответ. А второй ножом резанул.

— Может, милицию позвать? — засуетился врач.

— Не нужно, отец. Все равно завтра заявлять о краже паспорта. Я их сам найду.

И в этот момент Броницкий побледнел и потерял сознание. Он эти номера довольно ловко проделывал и в тюрьме, когда хотел увильнуть от тяжелой работы. Ему тотчас сделали укол, уложили на койку. И весь остаток ночи у его постели дежурила сиделка. А поутру, собираясь уходить, он подмигнул сиделке и с улыбкой сказал:

— Мы еще повоюем, сестрица. Сейчас иду в милицию и не успокоюсь, пока не найду головорезов.

Ему снова сделали перевязку. Прощаясь, он сказал:

— С удовольствием написал бы вам благодарность. Поправлюсь, зайду к вам.

На условленное место Канарейкин не явился. Броницкий подождал немного у входа. Перешел на другую сторону улицы. Но Канарейкин не появлялся. Оставаться здесь было опасно. И Броницкий понял, что сейчас важно смешаться с толпой, стать как можно незаметнее. А где больше всего людей в утренние часы? На рынке. Туда и отправился Броницкий. Громаден центральный рынок Ярославля. Чем здесь только не торгуют. А сколько подвальчиков, в которых с утра толкутся любители выпить. Из одного в другой переходит Броницкий, нигде подолгу не задерживается. Из-под козырька кепки глаза настороженно ощупывают каждого посетителя. Высматривал, высматривал и пристроился возле одного:

— Помоги, друг, бутылку откупорить. Рука не действует. Из больницы я, операцию делали. Хотели совсем оттяпать руку, но я не дался этим коновалам.

Сосед налил стаканчик. Броницкий его угостил. Потом распили еще бутылочку. И стали они друзьями. Весь день провели вместе, кочуя по злачным местам. А вечером Броницкий сказал своему новому знакомому:

— Пойду на вокзал ночевать. Коновалы проклятые из больницы выписали, а мне еще неделю на перевязки ходить надо.

— Какой разговор, у меня поживешь. Для хорошего человека… — говорил ярославец, еле ворочая языком.

Утром, когда Алфеев проснулся, Броницкого уже не было. Вместе с ним исчезли паспорт, командировочное удостоверение, деньги, добротный костюм.

А в это время вчерашний корешок в зале ожидания Ярославского аэропорта, примостившись на мягком диване и держа на весу перевязанную руку, жаловался молодому человеку, по всей видимости студенту: