Инспекция. Число Ревекки

Ревекка молча кивнула, продолжая с ненавистью смотреть вслед Алисе. Все знали, что она специально морила голодом свою овчарку, чтобы та была еще злее, а потому поведение собаки было совершенно необъяснимо.

Блоковая молча подошла к лежавшей узнице, все еще боявшейся поднять голову, и пнула ее в оголенный зад:

– В строй, сука, сегодня повезло.

Колонна двинулась дальше.

Войдя в баню и не дожидаясь приказа, женщины скинули халаты, платья, белье и колодки. Окна, как водится, уже были раскрыты охранниками нараспашку, и внутри стоял неимоверный холод. Женщины торопливо прошли босиком по ледяному цементному полу в душевые. Как всегда, никто не получил ни единой стружки мыла, а потому под едва теплой водой можно было лишь попытаться размочить грязь, которая давно и прочно пропитала все их естество. Ревекка сгорбилась и опустила голову, пытаясь устроиться так, чтобы вода текла на спину, не попадая на грудь, – хотелось, чтобы лекарство, неведомо каким чудом оказавшееся на ней, осталось как можно дольше. Кто-то толкнул ее в спину, но она не обращала внимания. Терпеливо ждала самого страшного. Сейчас закончатся две минуты, отведенные на душ…

– На поверку! – раздался властный голос.

Сбившись в кучу, женщины перебежали в следующее помещение. Там уже ждали эсэсы, которые пришли поглумиться над голыми узницами.

Может, и оставались еще в лагере красивые здоровые женские тела, прибывшие совсем недавно и не успевшие обезобразиться голодом и тяжелыми работами, но в общей бесформенной массе больных и истощенных, покрытых чирьями и струпьями, они терялись. Те, которые до лагеря были полными, обвисли рыхлыми кожаными складками, худые превратились в скелеты, обтянутые серым потрескавшимся пергаментом. Вся эта масса изможденного и безобразного волновалась и непрестанно шевелилась: каждая старалась затеряться в толпе, прикрыться чужим телом, не потому что смущалась – сил на стыд уже не оставалось, – но чтобы не привлечь к себе внимания и не стать персонально объектом измывательств и осмеяния.

В центре комнаты стояли несколько табуреток, возле которых ожидали «парикмахеры», как их называли в лагере. Женщины по одной подбегали к ним, те кидали беглый взгляд на бритые головы и, если не было вшей, коротко приказывали:

– Наверх.

Ревекка быстро забралась на табуретку и подняла руки. Уставившись прямо перед собой невидящим взглядом, она чувствовала, как холодная бритва скребла по ее лобку. Никакого крема или мыла, конечно же, не использовали. Тупое железо грубо терзало кожу на сухую. Стиснув зубы, Ревекка терпела.

– Пошла.

Она проворно спрыгнула и отошла к группе уже побритых женщин. Среди них была Кася.

– Порезала, сука, – со злостью прошептала та, прижав палец к кровоточащей полосе на лобке.

Охранники подталкивали друг друга, весело кивая на сбившихся в кучу голых женщин.

– Гладкие, прям блестят!

– Как зеркало!

– А ты глянь в зеркальце!

И они расхохотались. Женщины опустили пылающие ненавистью глаза к земле.

– Эй ты, а ну подойди! – раздался заинтересованный голос одного из эсэсов.

Женщины испуганно переглянулись, каждая надеялась, что слова были обращены не к ней.

– Ты, ты! – прокричал эсэс, пальцем указывая на Любу.

Та втянула голову в плечи и начала отчаянно озираться вокруг в поисках поддержки, но женщины испуганно отводили взгляды, лишь Кася и Ревекка смотрели на нее с тревогой, но и у них не было смелости что-то сказать. На негнущихся ногах Люба подошла к подозвавшему ее эсэсу. Опустив бледное лицо и прикрывшись руками, она стояла перед ним, трясясь уже не от холода, а от ужаса. Тот переглянулся с приятелем, внимательными взглядами они ощупывали Любу, задерживаясь на груди.

– Вроде ничего.

– Не совсем тощая, – согласился другой. – Эй, лицо покажи!

Люба подняла голову и посмотрела на них взглядом загнанной мыши. Глаза ее с испугом перебежали с одного на другого.

– Зубы, – приказал эсэс.

Люба растянула губы, обнажив ровные зубы.

– Хорошие, – с удовлетворением кивнул эсэс. – Какой номер?

Люба чуть ли не шепотом назвала свой номер и вернулась обратно. Женщины молча расступились, позволяя ей забиться вглубь тел, чтобы больше не попадаться на глаза эсэсам. Каждая понимала, что сейчас пережила Люба.

– Повезло тебе, детка, – прошептала какая-то полька.

– Это почему же? – настороженно спросила Кася вместо Любы, так как та совсем потеряла разум от страха и была не способна пошевелить языком.

Женщина наклонилась еще ниже и доверительным голосом сообщила:

– Они тут часто себе прислугу присматривают. Где ж еще, как не здесь? Товар, как говорится, лицом, – с горькой усмешкой проговорила женщина. – Если не забудут твой номер, то будешь теперь им воротнички гладить да сапоги чистить. Под крышей. Глядишь, и кусок с их стола перепадет. В нашей штубе была одна такая… – закончить она не успела.

– Во двор! Дезинфекция! – прокричала работница бани с зеленым винкелем.