Инстинкт мести

– А какие вопросы? – совсем растерялась Ася, готовая в любую минуту расплакаться. Этот непробиваемый и надутый, как индюк, полицейский просто смеется над ней! – Впрочем, я вас не держу. Обойдусь и без вашей помощи. – Она стиснула зубы, дав себе слово, что больше не проронит ни слова.

– Ну и что вы на меня надулись, словно мышь на гречку? – Ростоцкий удивленно уставился на Асю. Да какой из нее журналист, если она вот-вот расплачется?! – Это я должен на вас обижаться. Если бы вы не встряли со своим журналистским расследованием, и Берлицкий бы остался жив, и всех расхитителей банка мы бы уже вычислили. А теперь нам приходится расследовать убийство.

– Я не понимаю… Мне сказали, что это самоубийство.

– Это только предположительная версия. Ваша статья вышла вчера, то есть в четверг. А он умер от выстрела в висок еще в среду. Вот и выходит, что если Берлицкий покончил с собой, то ему кто-то поведал о разгромной статье и безвыходной ситуации, в которую тот попал. Или же его убили, инсценировав самоубийство.

– Но вы же можете теперь все выяснить, раз мы вам передали доказательные материалы.

– Липу вы нам передали, и больше ничего. А также спугнули основных фигурантов преступной деятельности, настоящих расхитителей. Вы, например, знаете, что в банке были готовы к нашему приходу? И уничтожили всю имеющуюся документацию. Поэтому теперь мало что можно доказать. А ваша статья, кроме шумихи, никому никакой пользы не принесла. Только человека замарали. Доказать уже почти ничего не возможно. Теперь на него можно свалить что угодно, защититься-то он не может. Да и защитников у него, как я успел понять, совсем нет. Мы, конечно, со своей стороны будем предпринимать соответствующие меры, но работу нам ваша газета очень усложнила.

– Извините. Наши, наверное, даже не подозревали, что могут помешать. Наоборот, хотели помочь.

– Вы в этом уверены? Я, например, не очень верю в благие намерения прессы.

– Зря вы так… Я хотела сказать, что, если понадобится моя помощь, то готова со своей стороны…

– Нет уж, вы свое черное дело уже сделали. И будет лучше, если теперь под ногами путаться не станете. Да, кстати, я тут немного лишнего наговорил, поэтому забудьте и не вздумайте с кем пооткровенничать о нашем разговоре. Если и в самом деле хотите помочь.

– Я не понимаю, о чем вы. Но помочь очень хочу. И прошу прощения за моих товарищей.

– Товарищей? Вы работаете в редакции второй день и уже завели товарищей? Завидная коммуникабельность. Или у вас там кто-то из хороших знакомых, которых вы уже давно знаете? А может, даже родственник имеется?

– Нет, конечно! И друзей у меня на работе пока нет. Просто к слову пришлось.

– Где ваш блокнот? Открывайте и записывайте дословно. Ни строчкой больше, ни строчкой меньше в интервью быть не должно. Это понятно?

– Да-да, конечно.

Ася принялась писать под диктовку. Выходило совсем немного, но Зацепин и говорил, что нужно всего-то несколько строк. Главное теперь – свежесть информации, ее первая подача. Не это ли называется эксклюзивом?

– Я вам даю только то, что вы можете сообщить общественности. Остальное – тайна следствия, которую разглашать равносильно преступлению.

– Но вы же мне рассказали больше, чем следовало.

– Это вам только показалось. А если и сказал, то осознанно. Чтобы вы поняли, что дело очень серьезное и если вы встрянете еще хоть раз, снова могут погибнуть невинные люди.

– Значит, вы считаете, что Берлицкий ни в чем не виноват и его подставили?

– С чего вы взяли? Я этого не говорил. Надеюсь, у вас хватит благоразумия не гоняться за дешевой сенсацией? Если нарушите наш уговор, никакой информации от меня больше не получите. И никакое высокое начальство не заставит меня говорить с вами об этом непростом деле.

– Спасибо за доверие. У меня к вам просьба. Я этим журналистским расследованием не занималась. Но если мне что-то станет известно по данному вопросу, мы сможем встретиться и поговорить? Может, моя информация окажется вам полезной.

– Мне лучше поговорить с Антоном Правдиным.

– Вряд ли это возможно.

– У нас возможно все. А если он не захочет встретиться по-хорошему, я и повесткой его могу вызвать.

– Вы все равно узнаете… Поэтому я скажу сама: Антон Правдин – псевдоним. И никто в редакции не знает, кто из журналистов работает под этим именем.

– Но редактор газеты должен знать?

– Должен. Однако знает или нет – мне неизвестно. Лучше спросить у него. А можно, я буду вам звонить и узнавать, как движется расследование? Если что-то станет известно мне, тоже вам сообщу.

– Хорошо. Вот мои телефоны. – Ростоцкий передал Асе визитку. – Хотя вам лучше держаться подальше от этого дела. Неизвестно еще, какие пласты ила и грязи поднимутся на поверхность, если разворошить эту банковскую трясину. А я этим непременно займусь.

Вернувшись в редакцию, Ася набрала на компьютере текст: