Его жена, высокая пепельная блондинка с горящим взглядом, опустила взгляд в тарелку. Марк понимал, что подобные беседы унижали присутствующих женщин, словно ставили их на ступень ниже, даже если те и не думали разводиться. Однако ради свободы мужчина был готов поступиться принципами. Мать была неравнодушна к подобным высказываниям, как и Лилиан. Только они придерживались разных взглядов.
— Иномирянки достойны уважения, никто не спорит, — ответила Лилиан, окрылённая вниманием Марка и тем, что он интересуется её мнением. — Просто Истинные расы сделали гораздо больше для процветания этой страны. Поэтому логично, что они имеют больше прав.
— Совершенно верно, — подтвердил Эмиль и снова принялся за еду.
Мать начала постукивать коготками по тарелке: верный признак злости и обиды.
— Не будем ссориться. Тема слишком щекотливая, — отец тут же перевёл разговор, видя реакцию жены. Марк поражался контрасту: суровый деятель Совета и покладистый семьянин. Во время любых ссор кричала только мать, в самых серьёзных случаях, отец попросту ночевал на работе, но никогда не повышал голос на жену, если не считать хлопаний дверьми.
Семейный ужин вскоре завершился, мужчины удалились в кабинет отца. Марк решительно направился следом, намереваясь игнорировать любые намёки и просьбы Лилиан, но девушка вцепилась в его руку мёртвой хваткой и посмотрела с выражением побитой собаки. Мужчина поколебался и уступил, решив, что тянуть с объяснением не стоит.
Вздохнув, Марк кивком попросил её следовать за ним.
Священный огонь в камине придавал ему сил одним своим видом, мужчина подвинул кресло совсем близко к решётке, словно искал поддержку у оранжевых искр.
— О чём ты хотела поговорить? — спросил он, когда усадил Лилиан в соседнее кресло, отодвинув его подальше, как бы заботясь, чтобы девушке не было слишком жарко. — Хочешь, я могу открыть окна?
— Нет, всё в порядке. Мне надо привыкать к пламени.
Опять она за своё!
Марк решил дать ей высказаться.
— Я обидела твою маму, — начала она, закусив губу. — Может, мне стоит попросить прощения?
— Нет. Она вспыльчива, но не злопамятна, — сказал он и улыбнулся девушке. Лилиан должна поверить. — Наоборот, мама не любит, когда женщина не смеет и возразить мужчине. У нас в семье царят вольные нравы.
Было видно, что девушка успокоилась. Она тут же томно посмотрела на Марка и, поднявшись из кресла, села у его ног прямо на шкуру зубра.
— Марк, я жду не дождусь, пока мы будем вместе. По-настоящему, чтобы… вместе, — Лилиан коснулась губами перстня Марка с голубым глазом в обрамлении серебра.
— А скажи мне, Лилиан. Правда, что тебя хотели отдать в жёны моему троюродному дяде, Тагиру? Почему-то ни ты, ни твоя родня не сказали ни слова. Я должен был узнать об этом только на вашей помолвке?
Лилиан ответила быстро, заученными словами. Явно готовилась.
— Это была воля моих родителей, — на глазах девушки сверкнули слёзы. — Я бы умерла от тоски. К счастью, они одумались.
— Кто? Тагир не согласился. Вы, должно быть, всем семейством огорчились, — Марк скатился в насмешливо-уничижительный тон, чего раньше никогда не позволял в общении с дамами, но девушка вывела его из себя.
— Это дядя тебе сказал?
— А ты думала, что промолчит? Троюродный — не родственник? Я не понимаю тебя, Лилиана. Он старше тебя на четверть века, вдовец со взрослой дочерью! Или власть затмила вам разум?
Лилиан уткнулась лицом в руки и молчала, продолжая сидеть у огня. Марк принялся расхаживать по комнате точно так же, как и несколькими часами раньше его мать.
— Твои обвинения несправедливы, сиятельный, — глухо проговорила девушка спустя какое-то время, так и не подняв лица. Марк остыл, ему стало совестно. Одно дело — освободиться от ненужной помолки, другое — пляска на костях.
Он подошёл к Лилиан и, подняв её за плечи, усадил в кресло.
— Давай повременим с помолвкой, — мягко начал он, но девушка тут же вцепилась в его брюки и прижалась щекой к рубашке, не давая уйти. — А лучше отменим совсем.
— Марк, пожалуйста, прости меня, — услышал он горячий шёпот. — Я сделаю всё, что хочешь. Абсолютно всё, понимаешь?
— Лилиан, выслушай, — Марк перехватил руку девушки и надел снятую ею тонкую бретельку платья обратно. — Выслушай. Держи платок, я теряюсь, когда девушки рыдают.
Она машинально взяла его, но не вытирала слёзы, а комкала батистовую ткань в руках.
— Ты очень красива, даже когда плачешь, — улыбнулся ей Марк и мысленно обругал себя за то, что тянет. Пора! — Но я полюбил другую.
Лилиан даже перестала лить слёзы и уставилась на Марка с недоумением:
— Кого? Нежели эту … рыжую девку? Ты готов отказаться от меня, дочери седьмого Мага, жрицы Благочестия, ради Пришлой?!
— Когда ты закончишь перечислять свои регалии, я отвечу — да, я люблю Аду. А сейчас вижу, ты уже пришла в себя, позволь мне присоединиться к отцу и братьям.
Марк повернулся, чтобы выйти, но не успел дойти до двери, как Лилиан окликнула его нежным голосом:
— Не уходи! Посмотри на меня!