Институты благородных девиц в мемуарах воспитанниц

На другой день, когда после утреннего чая мы сидели в классе под строгим и неусыпным надзором другой классной дамы, довольно еще молодой, но еще менее симпатичной, нежели Ольга Ивановна, к нам вошла maman. Она объявила, что находит более соответственным перевести меня в 3-й класс, и велела мне следовать за собой.

Вся взволнованная и радостная, что покидаю ненавистный мне 4-й класс, шла я за худощавой, невысокой, горделиво и властно выпрямленной фигурой maman, легко и уверенно двигавшейся по коридору. Мы повернули в первый класс направо. У меня сразу повеселело на сердце, когда я вступила в него, — так не похож он был на темный ящик 4-го класса и так много было здесь света и простора; скамейки, расставленные в два ряда и оставлявшие со всех сторон широкие промежутки, занимали не более половины помещения, большие окна которого выходили в сад. Чистота везде была безукоризненная.

— Вот вам новенькая, — сказала maman по-французски, обращаясь к приседавшим на своих местах воспитанницам и к поднявшейся ей навстречу классной даме.

Екатерина Дмитриевна Боброва не походила на классных дам 4-го класса. Она была несколько полна и уже не первой молодости, но казалась очень моложавой благодаря белизне шеи и круглого румяного лица и тяжелым волосам, гладко причесанным за уши и скрученным на затылке в косу. Руки у нее были маленькие, полные, тщательно выхоленные, движения быстрые и уверенные. Живые карие глаза глядели умно и открыто; когда она смеялась, — а это случалось довольно часто, — около них собирались маленькие мелкие морщинки.

Она окинула меня веселым ласковым взглядом и указала место у окна, на первой скамейке во втором ряду. Так же ласково и приветливо приняли меня и новые мои подруги. Их было немного, всего 17 человек; девушки почти уже взрослые, они держали себя сдержанно и мило прилично. Попав в их среду, я почувствовала себя гораздо более на своем месте. Я не знаю, что было причиною моего внезапного перевода, но это решило мою судьбу: вряд вышло бы что хорошее, если бы я осталась в 4-м классе, где классные дамы были грубы и невежественны, а подруги — ребята, среди которых я всегда оставалась бы совсем одинокой и всем чужой. Третий класс примирил меня с институтом и предоставил все способы отдаться ученью.

Шли рождественские каникулы. Я постепенно втягивалась в институтскую жизнь, свыкалась с новыми порядками. После домашней распущенности это давалось мне не только с большим трудом, но и болезненно. <...>

В институте везде и во всем царили строгий порядок и дисциплина. В шесть часов утра будил нас первый звонок. Все поднимались тотчас же, кроме немногих, любивших поспать подольше и получавших нередко дурной балл за поведение, за опоздание к чаю. Накинув капоты, мы шли в большую, светлую и чистую умывальню, где было несколько кранов над обитыми медью ящиками, шедшими вдоль двух стен. Почти все воспитанницы трех старших классов мыли каждый день шею холодной водой. Не будучи знакома с порядками жизни в младших классах, я не знаю, с каких пор приобрели они эту привычку, но не думаю, чтобы это входило в число обязательных институтских правил: в умывальной никогда не присутствовали классные дамы и воспитанницы, не любившие мыть шею холодной водой, мыли ее не часто; но требовалось, чтобы шея и уши были всегда чисты, и немецкая классная дама часто осматривала их по утрам. Мыть шею холодной водой я привыкла скоро и находила в этом большое удовольствие. За все время пребывания моего в институте горло не болело ни разу ни у меня, ни у других мывшихся подруг.

Умывшись, бежали причесываться перед небольшими складными зеркальцами, бывшими у большинства воспитанниц, так как казенных зеркал не было нигде, кроме парадной приемной maman. Для всех воспитанниц старших и средних классов полагалась одна и та же прическа: две косы, переплетенные на затылке наискосок и подколотые так низко, что спускались на шею и обрамляли переднюю часть лица ниже уха. Воспитанницы сами разнообразили прическу, взбивая более или менее волнисто и высоко волосы спереди и заплетая косы не в три пряди, а в четыре, шесть и более. Некоторые воспитанницы отличались большим искусством причесывать и плести замысловато косы. По правде сказать, просто заплетенные косы шли гораздо более к молоденьким лицам институток; но воспитанницы были уверены, что они много выигрывают от замысловатых причесок, и плели себе таким образом косы именно в те дни, когда должны были прийти их любимые учителя.

В младших классах носили волосы, остриженные по ухо и подобранные спереди под гребенку. Стричь волосы по ухо разрешалось и в старших классах, если волосы были так плохи, что не из чего было плести кос; в нашем классе были две стриженые.