— Ты же вроде бы не куришь…
— Не курю, но иногда балуюсь, — признался Самусенков.
Илларион Константинович достал из кармана куртки пачку сигарет и протянул ее соседу:
— Держи!
— Благодарю!
Самусенков взял пачку и, неловко достав из нее сигарету, прикурил ее от зажигалки, которую протянул ему Илларион Константинович. Однако, сделав несколько затяжек, художник громко и часто закашлялся.
— Черт подери! — негодующе воскликнул он и выбросил дымящуюся сигарету через открытое окошко автомобиля на тротуар.
— Лучше пить, Саша, чем курить! — добродушно заметил Забродов.
Самусенков хотел было что-то сказать, однако седовласый полковник в отставке резко поднял руку, давая понять собеседнику, чтобы тот на время замолчал.
— Илларион, вы меня слушаете? — спросила Ирина.
Забродов тряхнул головой:
— Слушаю!
— Тогда записывайте…
— Секунду!
Илларион Константинович поспешно достал из внутреннего кармана куртки ручку и блокнот.
— Записываю, Ирина Сергеевна…
— Капитан Клюев Александр Иванович, старший оперуполномоченный по особо важным делам… Успеваете записывать, товарищ полковник?
Инструктор спецназа непроизвольно мотнул седой головой и быстро произнес:
— Да!
— Тогда продолжим…
Илларион Константинович внимательно слушал, делая пометки в блокноте. Самусенков также прислушивался к разговору водителя с женщиной, однако до его ушей почти ничего не долетало, и он шумно вздохнул, повернулся к окошку, за которым виднелась полупустынная ночная улица, и замурлыкал себе под нос снова вошедшую в столице в моду старую песенку:
— Цыпленок жареный, цыпленок вареный…
Через минуту-другую разговор водителя с женщиной подошел к концу.
— Понятно, Ирина Сергеевна, — задумчиво почесав пальцем за ухом, произнес полковник. — Это все?
— Да, Илларион Константинович, — сказала капитан Звягинцева и добавила: — Если этой информации мало, то можно поискать в других источниках, но, как вы понимаете, товарищ полковник, для этого необходимо энное количество времени.
— Нет-нет, Ириша, премного благодарен! — смущенно возразил полковник ГРУ в отставке. — Вы, товарищ капитан, и так меня несказанно выручили! Спасибо!
— Не за что, Илларион Константинович, — ответила Звягинцева, — всегда рада помочь коллеге, хоть и отставному… Как говорится, сочетала полезное с приятным!
— Ну и остра ты на язык, Ира, — добродушно заметил седовласый офицер.
— Ваша школа, Илларион Константинович, — усмехнулась капитан Звягинцева и, устало вздохнув, произнесла: — На этом и прощаюсь с вами, товарищ полковник.
— До свидания! И еще раз спасибо!
— Еще раз не за что, — ответила Ирина Звягинцева. — Если что, звоните!
— Позвоню!
Илларион Константинович, отключив сотовый аппарат, положил его в карман куртки и, повернувшись к притихшему пассажиру, озорно подмигнул левым глазом.
— Ну что, Александр Иванович, ты со мной или без меня? — спросил он.
Самусенков вопросительно посмотрел на седовласого хозяина черного бьюика:
— А ты куда?
— В мастерскую на проспект Мира, — ответил он, — но сначала заскочу на Петровку. Может быть, там что-нибудь удастся прояснить.
Художник-реставратор удивленно вскинул брови:
— Ночью?
— А что, разве ночью не работают? — ответил вопросом на вопрос Забродов.
Самусенков нехотя согласился:
— Работают…
— Вот именно, Александр Иванович, — сказал отставной полковник ГРУ, — работают. Это же стражи порядка, а не какой-нибудь там колбасный отдел в Елисеевском магазине. Я уж не говорю о вашей братии — творческих личностях, которые зачастую только ночью творят.
— Художнику нужен свет, — заметил реставратор.
— Ну, я так, образно обобщаю, — парировал замечание собеседника Забродов и повторил вопрос: — Ну так что, отвезти тебя домой или поедем навстречу занимающейся заре?
Курносый художник, выглянув из салона автомобиля, только сейчас заметил, что скоро начнет светать.
— С тобой, Илларион Константинович, хоть на край света! — улыбнулся он.
— Тогда вперед!
Седовласый водитель нажал на педаль газа, разворачивая черный бьюик.
— Александр Иванович, — спросил он у своего попутчика, — а чем обычно занимался Иван Павловец?
— В смысле?
— В смысле работы.
— Реставрировал картины, — пожал плечами художник, — и в основном русских живописцев. Да еще кое-что так, по мелочи…
Забродов пристальнее вгляделся в Самусенкова:
— Ты имеешь в виду левые заказы?
— Что-то в этом роде, — уклончиво ответил коллега Ивана Павловца. — Но ты же знаешь, у нас не принято интересоваться, кто и чем занимается на стороне.
— А что за дела у Ивана были с Минчинским? — задал прямой вопрос отставной полковник.
Реакция пассажира поразила седовласого водителя: при упоминании о Минчинском у Самусенкова вдруг округлись глаза и задрожали губы.
— С кем? — чуть слышно выдавил художник-реставратор.
Илларион Константинович не подал виду, что заметил перемену в настроении собеседника.
— С Минчинским Геннадием Станиславовичем, — отвернувшись от Самусенкова и устремив взгляд на дорогу, уточнил полковник.
— Я точно не знаю, — растерянно произнес художник, — вроде бы он делал какие-то заказы, но какие конкретно — в это Иван меня не посвящал.