Инструктор спецназа ГРУ

Лавка старика оказалась расположенной так, что лучше не придумаешь. Улочка была тихая, узкая, сплошь зеленая, да вдобавок какой-то водила поставил на ночь свою разрисованную иностранными надписями фуру как раз напротив магазинчика, начисто заслонив витрину от любопытных взглядов.

Он остановил машину впритык к забрызганному грязью заднему борту фургона. Старенький «москвич» почти растворился в его тени. Заглянув в витрину, Виктор увидел пробивавшийся откуда-то из глубины помещения желтоватый свет электрической лампочки. Гершкович был на месте.

Дверь, конечно, оказалась заперта. Виктор негромко постучал костяшками пальцев по стеклу с оттрафареченным на нем расписанием работы магазина, номером лицензии и тому подобной чепухой. Не дождавшись ответа, он нашарил в кармане монетку и постучал ею по дюралевой окантовке двери. Звук получился хороший сухой и отчетливый. Уж его-то старик должен услышать.

Так и есть. Вон он, ползет, как муха по патоке.

За стеклом замаячила темная сутулая фигура, и старческий голос спросил:

— Кто там? Магазин уже закрыт.

— Простите, Матвей Исаакович, это я, Быков.

— Сейчас открою.

Загремели ключи, какие-то засовы и даже, кажется, цепочка. «Вот потеха, подумал Виктор. — Это ж надо — цепочка!»

— Заходите, — сказал Гершкович, пропуская его в помещение. — Что-то вы припозднились, молодой человек.

— Работа такая. Простите еще раз великодушно. Никак не мог вырваться. Честно говоря, я уже не надеялся вас сегодня застать. Так, заскочил наудачу. Я вас не очень отвлекаю?

— Нет, что вы. Какие у меня дела. Сижу, пью чай, листаю кое-что… Чаю хотите?

— Благодарю вас, не стоит, — сказал Быков, внутренне содрогаясь при одной мысли о том, чтобы взять в рот что-то, к чему прикасался старый еврей. — С вашего позволения я бы хотел взглянуть на книги.

— Да, книги… — сказал старик, направляясь впереди Виктора к источнику света. — На них сколько ни смотри — все равно не насмотришься. Вам никогда не приходило в голову, что они совсем как люди? У каждой своя внешность, свой характер, свое внутреннее содержание, своя судьба, наконец.

— Признаться, я сам часто об этом думаю, — кивнул Виктор, осматриваясь в маленьком помещении, куда привел его старик.

Оно представляло собой некую смесь подсобки и кабинета. Окон здесь не было. Прямо напротив двери у стены стоял заслуженный, едва ли не довоенный письменный стол с облезлой крышкой и исцарапанными тумбами. На нем громоздились какие-то пожелтевшие от времени подшивки, грязные картонные папки с неряшливо торчащими из них исписанными листами, кривые, грозящие обрушиться от первого же сквозняка стопки книг, какие-то скоросшиватели, ручки, сломанные карандаши и прочий хлам. На отвоеванном у всего этого мусора уголке стола стоял миниатюрный электрический самовар, рядом с которым пристроились недопитая чашка чая и вазочка с засахарившимся вареньем — насколько видел Виктор, вишневым. К этому углу стола был придвинут совершенно уже неработоспособного вида дряхлый полумягкий стул с протертым клеенчатым сиденьем. Из прорех в коричневой клеенке торчали клочья серой ваты.

По стенам комнаты в совершеннейшем беспорядке — на полках, на крышке древнего несгораемого шкафа, в котором, по всей видимости, старик хранил выручку, на верхней плоскости какого-то страховидного гардероба, прямо на полу громоздились книги. Среди прочей макулатуры Виктор наметанным взглядом сразу приметил несколько довольно ценных экземпляров.

— Прошу прощения за беспорядок, — говорил тем временем Гершкович. — Все руки не доходят разгрести эти завалы. Я ведь один, персонала у меня никакого. Пожарник каждый месяц грозится оштрафовать, приходится все время держать под рукой бутылку водки и шоколадку для его дочки. Да вы садитесь, Виктор, садитесь, не стесняйтесь.

— Да нет, — сказал Быков. — Время позднее, чего уж тут рассиживаться. Простите за нескромный вопрос: вы верующий?

— Вот уж, действительно, удивили… Да пожалуй, что и нет. Я, молодой человек, видел такое, что будь я сто раз верующим, все равно засомневался бы в существовании Бога. А к чему это вы?

— А к тому, что, раз неверующий, то молиться не будем. Оно и к лучшему быстрее будет.

— Что… — начал было старик, но Быков не дал ему договорить. Быстро шагнув вперед, он схватил Гершковича одной рукой за затылок, другой за подбородок и резко крутанул его голову влево. Хрустнули шейные позвонки, и старик обмяк. Падая, он зацепился за стол, увлекая за собой самовар. Курящийся паром кипяток разлился по груди его поношенного пиджака, мгновенно пропитав ткань насквозь и добравшись до тела, но Гершкович этого уже не почувствовал. Вазочка с вареньем, падая, ударила его по лбу и отскочила в сторону, оставив часть своего содержимого на лице убитого. Густой темно-красный сироп медленно пополз по щеке, собираясь в глазной впадине, из которой с застывшим выражением недоумения смотрел прямо в засиженный мухами потолок постепенно стекленеющий глаз.