Интеграл похож на саксофон

Говорят, что секрет бескровного пронзания щеки иглой в постепенности. Если вводить острие медленно, минут двадцать или дольше, то клетки лицевой ткани расходятся, пропуская инородное тело. Примерно то же происходило с нами. Проиграв сражение в лобовой атаке, мы незаметно ползли вперед по сантиметру.

Росконцерт иногда устраивал нам блицтуры, на два или три дня, в основном на стадионные концерты, где требовалась «мартышка». Один такой концерт состоялся в Дагестане по случаю годовщины Республики. По мысли режиссера, перед зрителем должна была пройти вся новая история — гражданская война, коллективизация, борьба с басмачами, Великая Отчественная… По футбольному полю махачкалинского стадиона рядами шагали автоматчики, стреляя по воротам от живота холостыми, в колхозы шли декхане, позорно бежали враги советской власти.

Представление закончилось тем, что на середину поля выехал всадник на белом коне и провозгласил свободу и независимость. Речь его, собственно, была уже записана и лилась из многочисленных громкоговорителей, наезднику надлежало лишь поставить коня на дыбы и удерживать его в этом положении, имитируя памятник Петру Первому у Исаакиевского собора в Ленинграде. На это у джигита уходило все внимание, рот джигита был закрыт, зато скакун, стоя на задних ногах и перебирая передними в воздухе, скалил желтые зубы, оголенные натянутой уздой и железным мундштуком. Движения лошадиной пасти совпа дали со звуками речи. «В таком-то году… — говорила лошадь, роняя хлопья пены, — установили советскую власть… свергли гнет феодалов…» Завершив свою речь, говорящая лошадь ускакала. Местный администратор, явно гордясь увиденным, толкнул меня под бок и сказал: «Видал, а? Далеко пойдет!» Я не знал, кого он имел в виду и на всякий случай согласился.

МОСКВА РЕЗИНОВАЯ

Мы потихоньку начали обживаться в Первопрестольной, кое-кто снял себе жилье. Комнаты были обычно скверные, в пыльных коммуналках, но все же собственная крыша над головой.

Наш певец, Рома Власенко, собрался жениться. Его невеста, откуда-то из Прибалтики, была студенткой московского вуза, жила в общежитии. Рома работал в Москве, но прописан был в Киеве. Брак по любви означал бы полное бесправие молодых, поскольку без прописки в Москве рассчитывать им не на что.

Рома скопил денег и нашел человека с комнатой, которую тот мог продать. Частной собственности тогда еще не ввели, все жилье принадлежало государству. Пришлось действовать строго по закону — невеста Ромы зарегистрировала брак с владельцем комнаты и как супруга была прописана на площадь мужа. Муж получил свои деньги и у жены не появлялся, поскольку в семейной комнате его законная супруга открыто сожительствовала с певцом из Росконцерта. Бывает.

Через некоторое время невеста сообщила Роме, что ждет ребенка. Ребенок благополучно родился и был записан на имя своего законного отца, прописанного вместе с женой в упомянутой выше комнате. Рома няньчился со своим сыном, который по документам приходился ему чужим человеком. Примерно через год молодые родители разыскали мужа в законе, дали ему еще денег с тем, чтобы он оформил развод со своей женой, невестой Ромы и матерью его малолетнего сына.

После развода невеста Ромы осталась матерью-одиночкой в комнате бывшего мужа. Рома сделал предложение, женился на этой матери-одиночке, прописался в ее комнату как супруг и усыновил ее ребенка. Своего ребенка.

Пианист Володя Шафранов, способнейший музыкант, постигавший высоты джаза на чистой интуиции, с отроческих лет был негоциантом на Невском, причем дела имел преимущественно с финнами. Финские туристы, задушенные на родине карточной системой на алкоголь и непомерно высокими ценами на спиртное, с удовольствием продавали содержимое своих чемоданов за советские рубли, на которые можно было немало купить в центральном гастрономе. Володе пришлось выучить язык страны, он лопотал на нем быстрее аборигенов.

Потом он познакомился с совсем не старой еще женщиной с двумя детьми (9 и 11 лет), у них случился роман, и через какое-то время Володя решил жениться. Повторился вариант Ромы Власенко, с той только разницей, что Володя стал приемным отцом чужих детей и прописка его была за пределами СССР. Он уехал в Финляндию, одно время преподавал в джазовом училище в Пори, а потом, в 1996-м, я встретил его в Нью-Йорке на сверхмодной тусовке на крыше отеля «Челси». Я приехал из Лондона вести концерт Давида Голощекина, он прилетел из Питера. Володя не без гордости сообщил, что работает штатным пианистом на известной детской телепередаче «Улица Сезам».

Тогда, в 1971 году, после ухода Володи мне надо было принимать срочные меры. Я вспомнил про Владика Петровского. Молодой гибкий музыкант очень подходил нам по стилю, а главное, человек хороший.

Из интервью Влада Петровского