Интерьер для птицы счастья

– Я не буду уезжать к Марьяне Валерьевне, потому что… Словом, мы не живем с ней… А ты не вини себя ни в чем, Саша. Не ты разбила нашу семью. Она сама собой разбилась… Она должна была разбиться. Не сейчас, так позже.

– Может, ты все-таки поторопился, Влад? Вы столько лет вместе прожили… – Саша говорила слова, которые, как ей казалось, обязана была говорить в этой ситуации, но Терехов в ответ только отрицательно качал головой.

– Да, прожили… Только я ума не приложу, как мы их прожили? Не любит меня Марьяна. Когда я в тот раз из «Бойцового петуха» вернулся домой, она вроде бы страшно обрадовалась. Действительно ни о чем не спрашивала, в душу не лезла. Изо всех сил пыжилась изобразить любовь, прямо из кожи вон лезла. Я выдержал этот кошмар только неделю. Вижу же – не любит… не может… не умеет… Комедия все! Фарс! Водевиль! И дело вовсе не в вашем заме. Она меня никогда не любила. И ведь я знал это, но почему-то женился, почему-то столько лет жил с ней вместе и даже считал, что с личной жизнью у меня все в порядке.

– Ты, наверное, сам любил ее, Влад, – прошептала Саша, хотя ей очень не хотелось, чтобы это было именно так.

– Самое ужасное как раз в том и состоит, что я ее тоже не любил… никогда… Влюблен, конечно, был, не без того… Но не любил. Любовь и влюбленность – разные вещи. Это я сейчас особенно хорошо понимаю. И никак в толк не возьму, зачем мы поженились? Вроде как на спор, кто кого победит, чья сила пересилит… А когда поняли, что силы равны, успокоились, кольца друг другу надели и детьми обзавелись, как все нормальные люди. И при этом считали себя счастливой семьей! Ты можешь это представить?

Саша не хотела все это представлять. Она спросила:

– И как же дети?

– Дети? Детям хуже всего… Но мы уже как-то устроились. В следующий выходной пойдем с Ванькой в цирк. Я уже и билеты взял…..

Саша молчала, не понимая, радоваться ли ей тому, что она услышала от Терехова, или огорчаться. Слишком многое навалилось на нее разом.

– Ну что ты молчишь, Саша? – не выдержал Влад. – Мне нет жизни без тебя! Неужели ты не чувствуешь этого? Я же объяснил тебе все. Ты для меня… такой подарок… Чтобы в сорок лет с хвостом наконец узнать, что такое любовь… Ведь не каждому выпадает такое счастье… Саша! Ну ты хоть понимаешь, что я тебе говорю? Неужели ты меня прогонишь?

– Но ведь ты сам ушел… Я хотела сказать тебе, что наш новый зам…

– Послушай меня, Саша! Мне плевать на вашего зама и вообще на всех твоих прошлых мужиков. Я это уже давно понял. И если даже за тот месяц, что мы с тобой не виделись, у тебя появилось тысяча штук поклонников, даже если сейчас какой-нибудь у тебя в шкафу сидит или прячется в Сережиной комнате – не имеет значения! Я готов со всеми ними биться, сражаться и… победить! Я люблю тебя! И я верил, что ты меня тоже любишь… Ты же говорила… Да я это чувствовал, черт возьми! Неужели у тебя все прошло? Ну не молчи, Саша!

Саша боялась поверить в то, что слышала от Терехова. Не слишком ли много радости приготовил для нее сегодняшний день? Или радость всего одна – Влад? Это он устроил ей выставку, его стараниями ее приглашают на телевидение. Это он сейчас говорит ей о любви… Разве можно мечтать о чем-нибудь большем?

Она не выдержала навалившегося на нее счастья, как люди не выдерживают горя. У нее затряслись плечи, она закрыла лицо руками и заплакала горько и безутешно. Терехов подбежал к ней, прижал к себе и зашептал в ухо:

– Сашка, Сашка, любимая моя… ну, прости, что я усомнился в тебе, что напридумывал себе всякой ерунды, накрутил… Ты же меня любишь, я знаю… – Он приподнял за подбородок ее мокрое лицо и попросил: – Ну скажи же мне, что я прав! Ты ведь любишь меня, Сашенька! Скажи мне это!

Говорить она не могла. Могла только кивать. Влад целовал ее мокрое лицо до тех пор, пока она наконец не успокоилась.

– Я люблю тебя… конечно же, я тебя люблю… – всхлипнула она и опять поперхнулась слезами. Смешно откашлялась и добавила: – Только твой подарок разбился. Шар со снегом… Пополам… Я была уверена, что это дурной знак. Я тебе говорила, но ты тогда меня не понял.

– Знаешь, мы сейчас занимаемся рестораном, – невпопад, как показалось Саше, ответил Влад. – Помнишь, я говорил тебе, что собираюсь оформить его в японском стиле?

– Помню. Только какое отношение это имеет…

– Самое прямое, – улыбнулся Влад, поцеловал ее в губы и, с трудом оторвавшись от них, продолжил: – Знаешь, что главное в японском интерьере?

– Что?

– Незавершенность. Помещение надо оформить так, чтобы каждому хотелось что-нибудь в него добавить, хотя добавлять нельзя.

– Почему?

– Потому что по японской философии в завершении есть смерть.

– Ничего не понимаю, Влад… Какое отношение это имеет к нам с тобой? – продолжала удивляться Саша.

– Я же сказал, что самое прямое. Есть ли что-нибудь завершеннее шара? Разве можно что-нибудь добавить к шару, если иметь в виду форму?

– Пожалуй, что к форме нельзя… – задумалась она.